— Ох, ты какая! Характерная! — с улыбкой проговорил он, резко приподнялся, схватил девушку за плечи и прижал к себе. — А я тебя сейчас спрашиваю: пойдешь за меня?
Наигранно обижаясь, Маша пыталась вырваться из его крепких рук, но руки Андрея — как сработавшая кулема, чем больше рвешься, тем крепче сжимают рем.
— Ты не ответила на мой вопрос, — через какое-то время напомнил он.
— Ну, какой же ты... неужели не понятно? Конечно, да!
Допел свою длинную, бесконечную ночную песню дергач. Оборвав заунывный треск, неутомимый тенор определил границу ночи и уступил место всевозможным голосам ранних утренних птах, приветствовавших рассвет веселыми, звонкими трелями.
Теплое утро прогнало мрак, затушило на небе звезды и насторожилось в ожидании скорого восхода солнца. Легкий восточный ветерок невидимой рукой зашевелил серебристую от росы траву, закачал тяжелые ветви деревьев и зашелестел легкими прутьями кустарников.
Андрей быстро шел по улице. Он со счастливой улыбкой воспринимал свежесть раннего утра, радовался ему, как ребенок, и, мечтательно вспоминая глаза Маши, негромко мурлыкал себе под нос какую-то мелодию. Стараясь выдерживать ритм, он пропел куплет и, ускоряя шаг, мысленно подхватил припев. Вдруг за его спиной, пугая и разрывая душу, заунывно и противно тонким голосом завыла собака. Андрей остановился, пораженный ощущением неприятного холодка, пробежавшего по его телу. Повернувшись, он некоторое время смотрел назад, стараясь понять, откуда исходит звук. Поселковая улица была пуста. Это значило, что вой исходил от какой-то дворовой собаки, сидящей на цепи. Через несколько секунд вой повторился. Андрей определил, откуда он доносится, и ужаснулся: собачий вой слышался из Машиного двора. Возможно, это был ее старый Соболь, который летом всегда сидел на цепи.
— Вот черт. К чему бы это? С утра пораньше... — передернул плечами Андрей, веривший в приметы. Охотничий опыт подсказывал, что собаки воют в очень редких случаях: либо от голода, либо от холода, либо к покойнику.
Вскоре собачий вой прекратился и больше не повторялся. На какое-то время замерший мир вновь ожил разноголосьем, а несколько успокоившийся Андрей зашагал дальше. Но, не доходя до своего дома, Андрей вновь остановился.
Около новой калитки его ограды, понуро опустив головы, стояли четыре оседланные лошади. Подвязанные к штакетинам уздечки подсказывали, что всадники приехали давно и застоявшиеся кони устали коротать время.
Лошади были чужие. Андрей знал всех коней в Чибижеке «в лицо». Таких вороных, с коротко подстриженными гривами и хвостами не было нигде, это точно. В поселке ни у кого не было таких крутолуких седел, да и сыромятная упряжь, по всей вероятности, была сшита на заказ — точно и аккуратно, «ход» шва был совсем иным, чем у местных кожевников. Внимательно присмотревшись, Андрей без особого труда узнал почерк ольховских мастеров. В крепких швах имелся тонкий, искусно и неповторимо затянутый узелок.