– Если бы, Миша, педагоги не нужны были, тогда – пиши пропало. А ты не убивайся шибко: жизнь когда-нибудь обязательно поправится. Обязательно-обязательно!
– Гх, с чего ты взяла?
– Так детки-то рождаются! В прошлом году у нас было два первых класса, а в нынешнем – уже три. Жизнь своё наверстает. Увидишь!
– Эх, ты, комсомолочка моя, оптимисточка, – угрюмо засмеялся супруг, прикуривая.
Лариса Фёдоровна, разглаживая ладонями жёсткие, в разлохматку торчащие волосы супруга, вкрадчиво уговаривала его:
– Займи, Миша, сторожёвское место, пока свободное. Хотя бы какие-то деньжишки пойдут в семью.
С неделю напоминала ему. Он рассердился, накричал на неё. Она расплакалась.
– Овощей, ягод навалом, сенов наготовили с лихвой, коровёнка имеется, – ничего, мать, не пропадём, выкарабкаемся, – сильно прижал он её, щупловатую и низенькую, к своей широкой груди. – А унижаться не буду, так и знай.
– Правильно, не унижайся, – сжатая в его объятиях, но не высвобождаясь, сквозь слёзы согласилась она и поругала себя: – Как же я сразу, дура набитая, не догадалась: унизительно тебе идти на место Растебашки!
До самой весны жил Михаил Ильич молчаливо, придавленно.
* * *
Одним мартовским утром вышел Небораков во двор, случайно глянул на запруду и увидел на её белой, синевато блестевшей под солнцем серёдке высокую, бокастую груду мусора. А на большак, тарахтя с кашляющим хрипом и чихая из трубы чадным дымом, выдирался со льда мятый, перелатанный «Беларусь» с пустой кособокой телегой. Встрепенулось в Михаиле Ильиче. В голове забродило и закружилось. Его даже качнуло.
– Ах вы ж, гадьё! Раньше темнотой прикрывались, вроде как совестились, а нынче и при свете пакостить взялись! Ну, держитесь у меня!
Резво перемахнул, как молодой, через высокое прясло своего огорода, забыв про калитку. Размётывая валенками глубокий хрусткий снег, подбежал к куче. Пятнисто-чёрной жирной тушей развалилась она на подтаявшем узорчатом льду. Торчали из неё клоки мазутной ветоши, ржавые, промасленные железяки, водочные бутылки и консервные банки. Понял Михаил Ильич, откуда мусор, – из гаража, с машинно-тракторного двора. Техника бывшего совхоза почти что вся переломана, водители и слесаря маются который год, тишком сбывают запчасти и горючее, пьянствуют. Однако гаража и мастерских не бросают люди – надеются, что оживёт совхоз, и все они пригодятся.
Лет десять никто не убирался на машинно-тракторном дворе и ещё столько не прикоснулись бы к завалам сора и отслужившего железа, да вчера внезапно объявился новый хозяин. Уже с месяц тянулись по Набережному слухи, что купил совхозное имущество Сергей Наездников – сын бывшего директора совхоза, взыскательного, порой скорого на расправу и суд, но всеми уважаемого Ивана Викторовича, скончавшегося в первые пореформенные годы на рабочем месте. При нём совхоз славился на всю область, если не на весь Союз.