Слова, которые исцеляют (Кардиналь) - страница 50

В действительности единственными минутами, когда мое поведение соответствовало религиозному, были минуты восторга, вызванного некоторыми библейскими историями. Например, историями о чудесах, когда Иисус шагал по воде, когда умножал хлеба и рыбу, когда излечивал больных или воскрешал мертвых. Я задумывалась, и тогда мне по-настоящему нравился Иисус как истинно одаренная личность, которую я хотела бы увидеть воочию, с которой с радостью гуляла бы по дорогам Галилеи или по другим местам. Да, мне было бы приятно попасть в рай, встретить его и присутствовать при совершении им чудес. По той же причине во время мессы мне нравился момент превращения, когда хлеб и вино становились телом и кровью Христа. Однажды я заметила, что просфора не похожа на хлеб, и тогда мама объяснила мне, как и зачем готовились просфоры и что только протестанты едят хлеб, когда причащаются. Я подумала, что вдруг я согрешила, желая хлеба, и начала смотреть на просфору так, будто она – большой круглый хлеб, какой изображен на картинах Тайной Вечери. Как бы то ни было, я чувствовала себя очень счастливой в день Пасхи, и ломтики кулича, что раздавали во время большой мессы, казались мне очень вкусными. Мне нравилась и церковная музыка. Некоторые песнопения очень волновали меня, особенно Stabat Mater в Страстную пятницу. У меня был низкий голос, а в девичьих хорах всегда были высокие. Чтобы поднять голос до их уровня, мне приходилось морщить лоб и следовать за музыкой, вставая на цыпочки. Это вызывало головокружение и легкую мигрень, которые я высоко ценила. Мне казалось, что эти недомогания являются мистическими знаками.

Единственными медитациями, которые действительно были наполнены смыслом, были те, в которые я углублялась каждый вечер после молитвы, стоя на коленях перед крестом, висящим на стене у изголовья кровати. Сам крест был из черного дерева, Иисус – из слоновой кости, как и что-то вроде ленты над его головой, на которой было написано INRI, гвозди были бронзовыми. Этот крест мне подарили в день первого причастия. Мать в подробностях рассказала, из каких ценных и благородных материалов сделана фигура. «Знаешь, это очень красивый крест, большой ценности, настоящее произведение искусства». Ничто не бывает слишком красивым, когда речь идет о Боге. Так что вечером я восхищалась одновременно черным деревом, слоновой костью, бронзой и истерзанным Иисусом. Я долго изучала гвозди. Относительно гвоздей на руках я представляла себе, что с ними все было просто – они легко проникли между костями, но с гвоздями на ногах, вероятно, было труднее, но ведь их все-таки прибили. Эта история причиняла мне боль в ногах. И терновый венок! Невозможно откинуть голову назад, она ударилась бы о крест, таким образом терн еще глубже вонзился бы в череп. Он сумел найти лучшее положение, голова вперед, подбородок на грудь. Рана в форме треугольника почти ни о чем мне не говорила, его тело было таким худым, кости выпирали, словно каркас брошенной лодки, или как у тех несчастных собак, которые рыщут по помойкам. Над этой худобой я размышляла больше, чем над треугольником раны, чуть заметной на слоновой кости. Ноги, напротив, были очень мускулистыми, как у атлета. Затем целомудренно прикрывающая его ткань. Это было совсем другое! Эти красивые ноги, эта тайна за лохмотьями… Я недолго задерживалась в той зоне, и все же именно она вызывала у меня слезы на глазах, когда я думала, что он умер за меня. В завершение я тыкала гвоздиками в кончики пальцев, они должны были причинить мне немного боли. Я думаю, что мне действительно пришлось бы по душе, если бы появилась кровь, но до этого никогда не доходило. Затем я быстро осеняла себя крестом – это был своего рода магический акт – и, гоп, одним прыжком я оказывалась в постели с приятным запахом порошка для стирки на пуховой подушке, которую я страшно любила и которую крепко обнимала. Я не осмеливалась даже в разгар лета оставить обнаженной ногу или руку, чтобы, не дай бог, грязные демоны из-под кровати не схватили и не потащили меня в ад. Я видела в старом катехизисе моей прабабушки две большие иллюстрации: смерть христианина и смерть грешника. Христианин умирал полулежа, поддерживаемый в своей агонии ангелами с красивыми крыльями, его глаза были устремлены ввысь к свету Господа, сияющему поверх балдахина с кистями. У христианина была безукоризненная ночная рубашка, застегнутая у шеи и на рукавах, красивые гладкие простыни, его руки, украшенные нитью четок, были соединены для молитвы. Что касается грешника, он лежал на отвратительной кровати, которая была в страшном беспорядке, содрогался и корчился. Дьяволы с хвостами в виде стрел, вооруженные трезубцами (по этой причине я всегда думала, что Нептун – дьявол), тащили грешника за руки и за ноги под кровать, к адскому огню, из которого поднимались языки пламени, уже коснувшиеся жалкой мебели в убогой мансарде, где происходила эта агония.