— Мне придется попросить вас еще кое о чем, госпожа моя, и подвергнуть вас величайшей опасности. Этот поступок никогда не принесет вам славы, потому что никогда не станет известно, что именно мы отважились на столь смелый шаг, пойдя одновременно и против моих братьев, и против девантаров. Пойдите туда, в то место, что видели в воспоминаниях бессмертного Аарона. И если вы найдете там то, что мы думаем, то принесите это мне. Вы возьмете в свои руки судьбу трех миров, госпожа моя. Нет никого, кого я послал бы на эту безнадежную миссию с большей уверенностью, нежели вас, моя несгибаемая Ливианна. Вы единственная, у кого может это получиться.
Вопреки здравому смыслу, Ливианна была покорена. Ее посылали на смерть. И она радовалась возможности совершить невозможное во имя своего небесного змея.
От жары плавился горизонт, превращаясь в потоки жидкого стекла. По крайней мере, так казалось издалека. Воздух плясал под безжалостным солнцем. Боевая колесница Ливианны оставляла за собой шлейф из пыли, видимый, пожалуй, издалека на этой усеянной невысокими холмами равнине. Она отклонилась в сторону от намеченного пути, решив, что, прежде чем подвергнуть себя смертоносной опасности со стороны тайн, подсмотренных в воспоминаниях Аарона, нужно посмотреть на место, делающее уязвимым правителя Арама.
Она не спрашивала позволения на это у Золотого. Теперь, когда на нее уже не действовали его чары, встреча с ним представлялась эльфийке в совершенно ином свете. Действительно ли доверие к ней сподвигло его на то, чтобы послать ее сюда, потому что она способна была совершить невозможное? Или он просто послал ее на смерть? Не впервой ему использовать своих драконников как стрелы: выстрелил и забыл. Если они попадут в цель, убьют ее, их задача будет выполнена. Так произошло и с Талинвин, ученицей Гонвалона, погибшей во время выполнения первой же миссии, когда она сбросила бессмертного Аарона с поднебесного корабля и позаботилась о том, чтобы втайне правителем одной из семи великих империй стал обычный крестьянин. Ливианна видела эльфийку в воспоминаниях Аарона. И прочла в ее глазах… Талинвин знала, что погибнет. Но, по крайней мере, отправляясь в свои последний бой, она была в собственных доспехах.
Ливианна же ненавидела доспех, который приходилось носить еще больше, чем облик мужчины, который она приняла. Неуклюжая бочка, простой безыскусный нагрудник, совмещенный со спинным панцирем, натиравшим лопатки. К нему были прикреплены три широкие металлические пластинки, похожие на поперечные бочарные клепки, смыкавшиеся на талии и прикрывавшие пах и верхнюю часть бедер. На шее лежал хауберк, достававший до кончика носа. А на голове красовался шлем из кабаньих клыков с длинным плюмажем, развевавшимся на ветру. Кабаньи зубы! Эти варвары ценили их особенно высоко. Нужно, наверное, быть человеком, чтобы тебе могла нравиться подобная глупость. Они разделяли зубы пополам, проделывали в них дырки и пришивали к шлему. Изнутри шлем подбивали войлоком. На такой жаре он насквозь пропитывался потом и натирал лоб. Равно как и его кожаные ремешки, до крови впивавшиеся в заросшие щетиной щеки.