– Шевелись! – крикнул капитан. – Быстрее, братцы!
И тут ветром до них донесло такое зловоние, словно сто тысяч тухлых яиц разбилось вдруг разом. Матросы задвигались яростнее. Капитан отыскал глазами кока и крикнул ему:
– Пиррет, ты загасил огонь?
Лицо кока помертвело, он опрометью бросился на камбуз.
Тут «Архистар» пришла в движение. Медленно, словно нехотя набирая скорость, она поползла вдоль берега прочь от облака пара, откуда вдруг начали, как от взрыва, вылетать камни: огромное множество чёрных камней вырывалось высоко вверх и рассыпалось там в виде снопа, потом ещё и ещё раз. Каждые две-три минуты из пара и пепла вылетали раскалённые камни и, шипя, падали в воду. Слепящие молнии пронизывали этот дымный столб снизу доверху.
Минут через десять всё стихло. Когда шхуна отошла на приличное расстояние, над водой опять вздулся пузырь пара, и всё повторилось снова.
– Кажется, пронесло, – сказал капитан, опуская зрительную трубу. – И как нас угораздило встать там на якорь?.. Хотя на Канарах никогда не угадаешь, где встать. На острове Лансерот три года назад случилось несколько таких извержений. Под слоем лавы погибло две деревни. Вот такая здесь природа… Но как мы только на мель не сели? Ведь неслись, не глядя.
– А лес мне там, и вправду, понравился, – ответил дядя Джордж мечтательно и улыбнулся.
До самого вечера вдали можно было видеть серый слой дыма, словно у канарских берегов шло морское сражение, а вскоре шхуну настигли и плывущие по волнам куски лёгкой пемзы. Кок Пиррет опять разжёг огонь, и доварил то, что начал готовить до извержения… Давеча он так испугался, что залил огонь в плите целым ведром питьевой воды, и теперь уголь никак не хотел разгораться, да и воду было жалко… «Но хорошо, что капитан сразу понял: где метан и огонь встречаются – там быть беде», – думал он.
Пойманных черепах закатили брюхом кверху в укромное место и накрыли парусиной. Это был старинный способ моряков сохранять живое мясо впрок. Ни питья, ни пищи черепахам не давали, а только изредка поливали водой. И в таком положении черепахи совершали длительные рейсы: они только худели, изредка шевелили лапами и смотрели на мир древними, всё понимающими глазами.
Платон всё время сидел возле черепах. Он что-то шептал им, приподняв парусину, а потом вдруг запел. И была в его пении такая вековая мощь, уходящая корнями в традиции таких забытых империй, что у кока зашевелились на затылке редкие волосы. Кок замер и уставился на Платона. На палубе стали скапливаться матросы.
– Что здесь происходит? – спросил капитан и скомандовал матросам: – По местам стоять!