Далее перечислялись пять вопросов, которые предполагалось обсудить на совместной конференции. Среди них под пунктом d) значилось: «Комбинация массовых выступлений и единичных "террористических" нападений»[710].
Обращение было подписано, как упоминалось выше, среди прочих, Мартовым и Аксельродом. Неизвестно, что произошло в ближайшие после этого дни, но, как писал Мартов впоследствии, «соглашение было сорвано лишь вследствие ультиматума Аксельрода и Мартова, заявивших, что они выйдут в таком случае из состава Совета и будут апеллировать к партии. Среди большевистских элементов партии симпатии к террору также возросли, но в общем и целом партия устояла на своей прежней позиции отрицания террора»[711]. Вероятно, опасаясь дальнейшего дробления и так расколотой партии, Плеханов дал задний ход. Уже 15 марта он отправил Натансону «отступное» письмо: «Вы говорите, что я признавал "целесообразность в данный революционный] период центрального политического террора". Оставляя в стороне выражение "центрального", как несколько для меня странное, я опять напоминаю Вам то позабытое Вами обстоятельство, что я готов был признать терроризм целесообразным только в том случае, если бы террористы координировали свои действия с агитационной работой в массах нашей партии»[712]. Кстати, нетрудно заметить, что тезис Плеханова о координации терроризма с агитационной деятельностью в массах мало чем отличался от постановки вопроса в «Терроре и массовом движении» В.М.Чернова. Тем не менее, в результате внутренних противоречий в верхах РСДРП, соглашение подписано не было.
Идея о новой роли терроризма в новых условиях, о необходимости соглашения с партией социалистов-революционеров, которая ранее подвергалась им только критике, была высказана Лениным в статье «О боевом соглашении для восстания», вышедшей, как и плехановская «Врозь идти, вместе бить!», в феврале 1905 года. Статья Ленина была откликом на призыв «Революционной России» (№ 58) к «боевому единению» и слиянию терроризма и массового движения. Разумеется, Ленин сопровождал идею о возможном соглашении множеством оговорок и традиционной (хотя и менее резкой, чем обычно, критикой эсеровской тактики, а заодно и «фразерства», в котором, впрочем, эсерам никогда нельзя было отказать).
«Интеллигентский террор и массовое рабочее движение были разрозненны и этой разрозненностью лишены должной силы. Как раз это говорила всегда революционная социал-демократия», — писал Ленин[713]. Уже эта фраза Ленина знаменовала серьезное смягчение его позиции по отношению к эсеровскому терроризму. На самом-то деле «революционная социал-демократия» его устами говорила о терроре ранее нечто гораздо более резкое, а в одной из неопубликованных тогда статей Ленин назвал эсеровский террор "эскамотированием" рабочего движения, совлечением его с правильного пути, заведением его в тупик»