Дженни. Сколько лет прошло после ее смерти, а он все еще тосковал по ней, все еще не мог привыкнуть, что рядом с ним в постели ее больше нет. До сих пор иногда, проснувшись утром, Арчи удивлялся, почему он не видит рядом на подушке ее светлых растрепанных волос. У него в мозгу возникал вопрос: «А где?..» — и тут же появлялся ответ на него. Это были самые худшие дни в его жизни, — дни, когда он чувствовал, что его жизнь превратилась в бессмысленное существование, что он не может без Дженни, что ему уже незачем жить. Это были дни, когда он не находил ответов на мучающие его вопросы и ограничивался лишь тем, что действовал, как автомат, пока ему не удавалось найти какой-нибудь стимул к жизни — пусть маленький, но все же стимул. К счастью, он его рано или поздно находил, но — о Господи! — как же все-таки сильно он тосковал по Дженни и какой мучительной была его жизнь без нее.
Одри опять оказалась на втором плане и стояла, грызя ногти. В ее глазах появился какой-то особенный блеск — как будто тема данного разговора касалась прежде всего ее. Одри словно сгорала от нетерпения вмешаться в разговор и что-то сказать, однако она этого не делала. Бедная девочка! Она всегда старалась произвести впечатление и продемонстрировать, что вполне может быть на высоте. И кто только привил ей такое стремление? Арчи помнил, как Теобальд обучал ее верховой езде — под внимательным взглядом Виолетты. Одри — тогда еще маленькая девочка — испытывала панический страх перед лошадьми, однако, чтобы угодить дедушке, старалась делать вид, что очень сильно интересуется верховой ездой. Ей, видимо, не хотелось его разочаровывать. Арчи помнил, как маленькая — восьмилетняя — Одри кричала на грани истерики: «Смотри, дедушка! Смотри! Я все правильно? Я вправду все делаю правильно?» И она, напряженная, как тетива, натянуто улыбалась дедушке, то и дело поглядывая на лошадку, на которой ехала. Виолетта, стоя у двери, наблюдала за этой сценой со смешанным чувством сострадания и восхищения. Нечто подобное она испытывала и тогда, когда Одри, окончив университет и получив диплом искусствоведа, устроилась на такую работу, от которой могла закружиться голова у кого угодно. К счастью, Теобальда тогда уже не было в живых. Он никогда не согласился бы, чтобы его внучка — да и вообще любая девушка или женщина из его семьи — устроилась на какую бы то ни было работу. Поэтому Виолетта настороженно наблюдала, как поведет себя Сэмюель. Отец Одри не мог скрыть своей гордости за дочь, хотя при этом и чувствовалось, что он очень удивлен — как будто раньше ему даже в голову не приходило, что Одри, его дочурка, сможет устроиться на работу не куда-нибудь, а в галерею Тейт. Виолетта была права, когда помогла Одри поступить в университет и тем самым отдалила ее от родного дома и от отца: Одри никогда не добилась бы того, чего она добилась, если бы вдруг узнала, что Сэмюель не одобряет ее устремлений.