Благодарю Гарикоица, разделявшего со мной всевозможные тяготы, радости и огорчения. Благодаря тебе многие вещи приобретают смысл, и ими хочется заниматься. Хвала тебе за то, что ты сумел собрать вокруг себя замечательнейший коллектив.
Не могу обойти вниманием и своих домашних питомцев — тех самых восхитительных лохматиков, которые день за днем приносят нам радость и умиляют своей привязанностью и благодаря которым в жизни всегда есть хоть немного нежности.
Виолетта Сеймур, как почти всегда по утрам, работала в своем саду. Мрачные серые тучи грозились дождем, однако время от времени сквозь них все же пробивались солнечные лучи. Своими длинными, испачканными землей пальцами Виолетта сажала черенки, которые она отрезала от лучших розовых кустов. Она торопилась: скоро должен был пойти дождь.
Несмотря на уже преклонный возраст — как-никак шестьдесят четыре года, — возня в саду оставалась для Виолетты любимым ежедневным занятием, вопреки увещеваниям детей, которые считали ее уже немолодой для нелегкой физической работы. Однако, если бы не работа в саду, Виолетте пришлось бы целыми днями, сидя в кресле, вязать свитера и носки для внуков. Но нет, пока ей позволяет здоровье, сад по-прежнему будет оставаться для нее благодатной отдушиной, возможностью позабыть о проблемах, подарком, который она делает себе каждый день. Только в саду она может отогнать печальные мысли и неприятные воспоминания, целиком и полностью посвятить себя заботе о любимых растениях. Именно в саду она могла побыть наедине с собой и уже не думала ни о ком и ни о чем. Сад был для Виолетты тем, что заставляло ее подниматься с постели утром, и если ее дети этого не понимали, то тем хуже для них.
Сад вокруг домика, в котором она сейчас жила и который назывался «Винди-Коттедж», был небольшим. Виолетта не понимала, почему ее дети — а особенно Сэм — поднимают так много шума из-за этого клочка земли с несколькими клумбами и кустами. Она старалась не вспоминать о саде, растущем рядом с «Виллоу-Хаусом» — громадным фамильным особняком (и даже не просто особняком, а, можно сказать, целым поместьем), принадлежавшим многим поколениям семьи Сеймур. Дети Виолетты настояли на том, чтобы она продала этот дом, потому что он якобы был для нее слишком большим — а точнее, стал для нее слишком большим после смерти мужа Сэмюеля, скончавшегося два года тому назад. Виолетта знала, что, будь Сэмюель жив, он никогда бы не позволил этого сделать. Однако поскольку дети уже стали взрослыми и независимыми и жили отдельно, Сэмюеля не было в живых, а оплачивать счета за обслуживание дома становилось все труднее, Виолетта почувствовала, что ей будет тяжело справиться со всем этим: с тоской, вызванной смертью мужа, с чувством одиночества, с необходимостью поддерживать в хорошем состоянии такое громадное здание… Продажа дома была далеко не самым разумным ее поступком — женщина это осознавала, но все же решила послушаться сына — старшего из двух ее детей — и продать дом. Сделав это, она словно закрыла за собой дверь и больше не собиралась — если удастся — когда-либо эту дверь открывать. Однако Виолетте было, конечно же, нелегко отделить себя от прежней жизни, от своих — и приятных, и не очень — воспоминаний, от прошлого. Теперь ей приходилось признать, что она, пожалуй, совершила ошибку. Наверное, именно поэтому она сейчас так упорно трудилась в саду. Виолетта послушалась совета своих детей в момент слабости, когда она еще лишь пыталась привыкнуть к жизни без Сэмюеля… Продав дом, она тем самым предала то, что было для Сэмюеля, можно сказать, священным. И почему она тогда этого не понимала? Виолетта попыталась отогнать грустные мысли. Что сделано, то сделано. Лишь потом, позднее, привыкнув к появившейся в душе пустоте, женщина осознала, что дом продали слишком уж поспешно, как бы впопыхах. Ее сын Сэм провернул все это дело — включая оформление всевозможных документов — всего за неделю. Он, конечно, адвокат и знает толк в подобных вопросах, но…