… Не знаю. А может, больше всего на свете она страшилась насмешек отца. Думаю, она очень сильно боялась его разочаровать.
Одри слушала мать и терялась в догадках, как же ей сейчас следует поступить — то ли просто молча слушать, то ли расспрашивать Виолетту о том, что ей довелось пережить. Одри чувствовала, что их с матерью сейчас связывают дружеские отношения, объединившие не только двух женщин, но и вообще двух людей, у каждого из которых есть какая-то своя, никому не понятная жизнь, есть свои слабости и сомнения, рассказывать о которых не очень-то хочется. А еще Одри осознавала, что от тех чувств, которые она сейчас испытывала, не может быть никакой пользы, потому что ничего изменить уже нельзя, однако она вся кипела от негодования из-за того, что в свое время не было сказано то, что следовало бы сказать, и не было сделано то, что следовало бы сделать. Она как будто посмотрела пьесу, герои которой казались поначалу положительными и порядочными, пока вдруг о них не стало известно кое-что такое, что они о себе тщательно скрывали. Эта пьеса была уже написана и сыграна, и изменить ее сюжет не представлялось возможным.
— Прошло так много времени, а я все еще… — Виолетта с трудом подыскивала слова. — А я никак не могу избавиться от ощущения, что все мы в той или иной степени виноваты в смерти Дженни. Ей никто не оказывал моральной поддержки. Думаю, нам всем нужен был луч солнца, который всегда появлялся, как только она входила в комнату. Я никак не могу найти объяснения, почему я никогда не заговаривала с Дженни о том, чего она хочет и к чему она в жизни стремится, и почему я не поддерживала ее в стремлении завоевать уважение отца. Иногда мне кажется, что я не делала этого исключительно из эгоизма, потому что боялась ее потерять. Мне казалось, что все и так сложилось как нельзя лучше: я вышла замуж за Сэмюеля, а она — за Арчи. А еще мне казалось, что если бы она пошла учиться в университет, то это только бы все испортило… Не знаю…
Виолетта опустила голову и, не сдержавшись, всхлипнула. Откровения, которые она удерживала в глубине души в течение многих-многих лет, теперь впервые вырвались наружу — здесь, на парадной лестнице французского замка, во время туристической поездки, в которую она отправилась вместе с дочерью. Какой странной бывает иногда жизнь!
— Тебе не нужно ни в чем себя винить, мама, — сказала Одри очень тихим голосом. — Думаю, проблема заключалась именно в том, о чем ты упоминала, — в опасении разочаровать дедушку. Тетя Дженни, видимо, не хотела, чтобы ты узнала о ее опасениях.