— Что это? — вскрикнул Ринальто.
— Saranno gli specchi. (Зеркала — итал.), — ответил Бузонни. Он первым пришел в себя. С фанатизмом прагматика-антрепренера он тяжело пошел на фигуру и, сделав около десяти шагов, действительно уперся руками в огромное, косо стоящее зеркало, в котором разглядел свое мутное отражение. Только тут Бузонни смог перевести дыхание и громко выругаться.
Ловушка из зеркал! В этом был весь Галецкий, с его страстью к эффектам.
Громкая ругань привела Ринальто в чувство, и, посветив по сторонам, он заметил еще одно зеркало, укрепленное на скате чердачной крыши, именно оно создавало горний (потусторонний) эффект бездны над головой. Страх окончательно отпустил сердце Ринальто и, вернувшись к квадратному ящичку, он поднял откидную деревянную крышку. В ящике оказалась обыкновенная земля, и Ринальто хотел уже было опустить крышку на место, но помешал изумленный окрик Бузонни.
В ящичке с землей Умберто узнал не что иное, как знаменитый автомат кавалера Пинетти, усовершенствованный затем Робертом Уденом, — «Апельсиновое дерево».
Склонившись над ним, Бузонни нащупал в боковом пазу ящика ключ и завел бесшумный механизм. Из ящичка раздалась механическая музыка. И они увидели чудо… Под действием поршневого насоса из земли силой сжатого воздуха был вытолкнут металлический росток — крашеная бледно-зеленая трубочка, вставленная одна в другую. Когда росток вырос на высоту человеческого пояса, из центрального полого ствола стали медленно выталкиваться бронзовые веточки с крохотными воронками, похожими издали на набухшие почки. Продолжая расти на глазах, деревце выпустило из почек узкие листья, сшитые из тончайшего плотного шелка, и крохотные шелковые шарики апельсиновой завязи. Наполняясь воздухом, шары-мешочки постепенно разглаживали свои складочки и таким образом увеличились до размеров натуральных плодов. Искусно окрашенная пупырчатая блестящая ткань удивительно точно передавала фактуру, цвет и матовое мерцание свежего спелого апельсина.
Когда завод кончился и стихла музыка, перед зрителями трепетало и шелестело листвой и плодами на слабом сквозняке апельсиновое деревце. Ринальто боязливо коснулся пальцами апельсина, чтобы убедиться в том, что он не настоящий.
— Цыц! — бросил Бузонни и ударил племянника по руке.
С улицы внезапно донеслось громыхание лошадиных подков и стук колес пролетки по булыжнику.
Ближе.
Совсем рядом.
Умберто поспешно прошел к чердачному оконцу и, взобравшись по приставной лесенке, открыл створки. Крыша сияла ртутными лужами лунного света. Скосив голову и вытянув шею — ему мешал край крыши, — Умберто разглядел внизу, на пустой мостовой, открытое ландо с офицером и двух верховых казаков с винтовками за плечами. И офицер, и возница, и казаки молчали, только звук лошадиных подков разносился над улицей. В прифронтовом городе звук подков ночью всегда тревожен — это едет смерть.