определяет гостиную как комнату для ведения переговоров, сцену, на которой играют водевиль нашей жизни. На знаменитой вилле Годи-Малинверни, если пройти зал Олимпа, где боги веселятся среди декоративных руин, зал Венеры, где ребенок и паж убегают через нарисованную дверь, вы окажетесь в центральной гостиной, где над дверью в рамочке внимание привлекают последние слова молитвы: «Но избавь нас от лукавого». Однако во дворце председателя государственного собрания, где расположились мы, никто бы не нашел подобной надписи — избавление от зла не на повестке дня.
Под высоким потолком минуты тянулись медленно. Люди обменивались улыбками. Некоторые открыли кожаные чемоданы. Шахт время от времени приподнимал очки с тонкими стеклами, чесал нос и облизывал губы. Все сидели почти неподвижно, следя за дверью маленькими рачьими глазками. Кто-то чихнул, кто-то пошушукался. Кто-то достал платок и в тишине промокнул ноздри, затем принял прежнюю выжидательную позу. Все вокруг стола знали друг друга, занимались административными вопросами, разведкой, надзором, все состояли в какой-нибудь ассоциации предпринимателей. И, конечно, эти надменные, скучные, зловещие патриархи проводили нечто вроде семейных советов.
Простуженный Густав Крупп похлопывал себя по красным щекам перчаткой, кашлял и сморкался. С возрастом линия его губ стала напоминать уродливый перевернутый полумесяц. Предприниматель выглядел грустным и взволнованным; он машинально крутил между пальцами красивое золотое кольцо, погруженный в туман своих надежд и расчетов — очень может быть, для Круппа между этими двумя словами не было никакой разницы.
Внезапно двери и полы скрипнули, в прихожей послышались голоса. Двадцать четыре ящерки тут же вскочили на задние лапки и выпрямились. Ялмар Шахт сглотнул, Густав поправил монокль. За створчатой дверью шептались, свистели. Наконец улыбающийся председатель рейхстага вошел в комнату. Это Герман Геринг. Мы отнюдь не удивлены, для нас подобная встреча — обыденность, рутина. В деловом мире борьба политиков и предпринимателей — чепуха. Они привыкли к сотрудничеству.
Геринг сделал круг почета, с каждым из присутствующих перемолвился несколькими словами, каждому добродушно пожал руку. Председатель рейхстага явился не просто поприветствовать собравшихся; пробормотав приличествующие случаю любезности, он перешел к вопросу скорых выборов, назначенных на 5 марта. Двадцать четыре сфинкса внимательно слушали. Геринг объявил, что выборная кампания имеет решающее значение; необходимо покончить с нестабильным режимом; экономическая активность требует спокойствия и твердости. Двадцать четыре господина истово кивали. Электрические свечи на люстре подмигивали, нарисованное на потолке солнце сияло пуще прежнего. «Если нацистская партия получит большинство голосов, — продолжал Геринг, — это будут последние выборы на ближайшие десять лет, а может, — добавил он смеясь, — на сто».