На какое-то время воцарилось молчание. Нарушила его вскоре Екатерина:
— Вынуждена признаться, что в глазах ваших что-то было, но разговор наш умоляю отложить.
— Как вам будет угодно, — я поднялся, но приблизиться не осмелился.
— Не стоит мне этого говорить, — продолжала она, — но к разговору этому я бы желала при случае вернуться, понимаете?
— Это правда? — Мое сердце подпрыгнуло.
— А теперь не смейте более ни о чем меня допытывать, слышите? Пойдемте, вам ведь потом еще возвращаться.
Мы снова двинулись по тропе. Внутри меня бушевала настоящая стихия. Я многократно прокручивал в голове ее слова. То мне казалось, что все безнадежно, то вдруг надежда начинала теплиться. Как я жалел в тот момент, что не умею читать чужие мысли! Представлялось, как я выведал, что неравнодушен ей, узнал о ее любимых стихах, занятиях, интересах…
— О чем, интересно, вы там думаете? — неожиданно спросила она, не оборачиваясь.
— О вас, — смутился я, застигнутый врасплох.
— Что-нибудь нехорошее? Ругаете меня последними словами?
— Как же можно? — улыбнулся я и решил признаться. — Размышлял о чтении мыслей.
— Глупости, — без раздумий выразила свое мнение Катя.
— Отчего же?
— Неинтересно бы стало сразу, — объяснила она. — Все обо всех понятно.
— Сколько напрасных терзаний можно было бы избежать. — Подумав, что этот аргумент обнажает мои собственные переживания, я поспешил добавить: — Ложь стала бы невозможна.
— Люди боялись бы думать, — возразила Катя. — Ходили бы по улицам с пустыми головами.
Это меня рассмешило, и я подумал, какую все-таки прекрасную женщину полюбил. Попросить бы ее остановиться, подойти и поцеловать. Я порадовался, что мыслей моих она прочитать не сможет.
У входа в лагерь нас ждал Тимофей. Огонек его папиросы я заметил еще издали.
— Вы еще не спите? — спросила его Катя.
— Бессонница мучает не одного меня, — съязвил он.
— А сейчас возвращайтесь, — Катя развернулась и подошла ко мне. — Я теперь буду переживать.
— А вот это напрасно. Я могу проделать весь путь даже с закрытыми глазами. — Смотря на нее, я ощущал боковым зрением сверлящий взгляд Тимофея. — Мы увидимся завтра? Вы придете?
— Даже не знаю… Как получится, — она бросила короткий взгляд на Тимофея.
— Тогда я завтра вечером приду к вам сам. Вы не возражаете? — Я почувствовал почти непреодолимую тягу заключить Катю в объятия и не отпускать никогда.
— Не возражаю, — рассмеялась она. — А теперь ступайте.
Я откланялся и двинулся в обратный путь.
Убедившись, что удалился достаточно далеко и меня никто не слышит, я набрал в легкие побольше воздуха и что есть сил крикнул: