— Что с ней? — не скрывая злобы, спросил я.
— Ничего, — Медлес извлек откуда-то перышко и поднес к губам женщины — от ее дыхания перо колыхалось. — Самый тяжкий грех в ее жизни — это разбитая ваза, вину за которую она, будучи маленькой девочкой, свалила на гувернантку. Мне она не интересна — ведь разве же это грех, Яков Михайлович?
— Тебе о грехах известно больше, Медлес, — холодно возразил я.
— Скромничаете, Савичев, скромничаете. — Медлес встал и начал ходить из угла в угол камеры. — Признаюсь, что в прошлый раз вам удалось обмануть меня. И что самое удивительное — вам удалось обмануть самого себя, доктор. Получается, что вы и в самом деле достигли невозможного в области психиатрии, раз сумели запудрить свои собственные мозги!
— Не понимаю, о чем вы, — обронил я.
— Ну вот — что я говорил! И ведь я верю, что вы и действительно не понимаете. Высший класс, доктор! Браво! — Медлес захлопал в ладоши. — Но это пока. На этот раз вам не удастся меня одурачить…
— Этого раза не будет, Медлес, — оборвал я его. — Ни этого, ни какого-либо другого. Я забираю Елизавету, и мы уходим…
— Не спеши, Яша, — голос Медлеса снова стал зловещим и неумолимым. — Выйти отсюда будет намного сложнее. Ведь любитель детей и солнечных зайчиков — далеко не единственный, кто бродит по закоулкам Зеленых Камней. И уж конечно же он — не самая серьезная фигура в моей свите. Не думаю, что тебе захочется встречаться с остальными. И тем более это не нужно нашей безгрешной сударыне, — он махнул в сторону Елизаветы.
— Но там есть и мои друзья, — возразил я.
— Ошибаешься, Савичев. У тебя не осталось друзей. А Коля Алфимов — э-эх, несчастнейший человек. Самому иногда больно смотреть, как он мучается. Разве он не достоин большего, нежели жалкая горстка пепла, завернутая в платок? Я думаю, вполне достоин. Нужно лишь доказать это, верно? Я пообещал вернуть ему Катю на три дня. За это время он успеет ей сказать все, что накопилось в нем за эти годы одиночества. А за это он всего лишь должен принести на жертвенник сердце нашей Елизаветы…
— Да что тебе от меня надо? — не выдержал я.
— Мне надоела моя ноша, я устал, — Медлес подошел и впился мне в плечи своими ледяными пальцами. — Я давно ищу себе преемника, и только теперь мне это удалось. Тогда, несколько лет назад, ты утаил свой истинный грех, подсунув мне вместо него наспех сляпанную фальшивку Я чуть было не добрался до истины, но ты успел заблокировать свое сознание, поплатившись, правда, за это многими месяцами, проведенными в психлечебнице. До сих пор не устаю восхищаться, как тебе удалось сотворить с собственной психикой такое, что ты на самом деле забыл те страшные вещи, которые я сейчас заставлю тебя вспомнить…