Почему-то мне казалось, что из затеи Николая ничего не выйдет, а Фокусник уже давным-давно далеко отсюда. Что ему мешало исчезнуть, как он, по его словам, проделывал неоднократно? Получается, что я верил всем этим небылицам? Выходит, верил…
На утро часовые обнаружили в крепости то, что освободило нас от необходимости дальнейшего исследования помещений тюрьмы. Это снова были проклятые треугольники. Их изображения, сделанные чем-то, похожим на воск, были нанесены на пол и стены крепости. Начинались рисунки у самого входа в крепость, затем тянулись в виде своеобразной дорожки через лестницы на третий этаж. Дорожка пролегала почти через весь коридор и заканчивалась у одной из камер, дверь которой оказалась полностью окруженной этими самыми треугольниками. Представшее нашему взору зрелище напоминало камеру Вендорфа после его исчезновения, только в тот раз вместо треугольников были круги…
Это все вспомнилось мне, когда мы стояли у дверей подозрительной камеры, а известный маэстро замочного дела пытался ее открыть.
На этот раз ни у кого и мысли не возникло о происхождении рисунков. Кто их начертил? Когда? Почему охрана снова ничего не заметила? Все эти вопросы если и возникали в голове, то сразу откладывались на потом. Главное сейчас — внутри камеры…
— Если Фокусник там, я вырежу все эти треугольники на его заднице, — шепнул мне рядом стоящий Алфимов.
Я чуть не расхохотался, хотя смех этот, скорее всего, был вызван сильным нервным напряжением последних дней.
Вскоре очередная дверь не устояла против знающего свое дело мастера. Фокусник действительно оказался внутри. И на этот раз ни у кого не возникло сомнений, что нашли мы именно того, кого искали. Он был живой, но в каком же жутком виде он перед нами предстал: абсолютно голый, еще более исхудавший, чем прежде, бледный, как полотно, а все тело его было усеяно всевозможными иероглифами и рисунками. Ох уж эти рисунки! Часть из них была нанесена каким-то красящим веществом, а часть была нацарапана чем-то острым прямо на теле. Подобными же рисунками были усеяны стены и пол камеры, на котором валялась посуда с остатками странного варева. Возможно, что именно оно являлось причиной отвратительного запаха, царящего здесь. По камере были разбросаны склянки из-под лекарств, названия которых были в свое время внесены в злополучный список покойным Юрковским (как теперь было понятно — не без помощи «господина кудесника»).
Фокусник сидел на полу в нелепой позе и что-то невнятно бормотал. Глаза его были открыты, но он, гем не менее, не обращал на нас никакого внимания. Тогда я был уверен, что именно в таком состоянии он и останется, пока его не упекут в одну из психиатрических лечебниц. И поэтому для меня, да и не только для меня, явилось неожиданностью, когда он внезапно заговорил с нами: