— Хватит, замолчи! — я обхватил голову руками.
— Если даже я замолчу — это ничего не изменит, — сказал Медлес. — Истина уже разбужена и заполняет тебя изнутри. Смирись и прими ее — ведь ты легионер, человек, сделанный из железа.
Лехью сидел в полумраке тесной комнаты, освещаемой лишь пламенем очага. Сидел он за столом, на грубо сколоченной скамье. Ноги его были туго смотаны ремнями, а кисти рук притянуты к поверхности стола веревочными петлями. Помимо Лехью в этой тесной комнате находились еще трое. Это были сарацины, злейшие враги Легиона. Один из них общался с Лехью на ломаном французском. Лехью, правда, теперь слышал чуть хуже, чем ранее. Почему? Да потому, что оба его уха были отрезаны. Но уши — не единственное, чего он лишился за последние несколько часов. За то, что он имел дерзость посягнуть на дочерей Аллаха, омывавшихся в озере, за то, что желал прикоснуться к ним своими нечистыми руками, Лехью был оскоплен. Кровь пропитала его брюки, и в сознании он пребывал лишь из-за того, что время от времени его окатывали холодной водой и вливали в глотку какое-то омерзительное пойло.
— За свои неверные поступки ты уже рассчитался, — говорил ему сарацин, коверкая французские слова. — И ты скоро сможешь вернуться к своим белым братьям. Но сначала ты ответишь на некоторые наши вопросы относительно Легиона.
Лехью отрицательно мотнул головой.
— Пойми, воин, вы — чужие на нашей земле. Здесь проливали кровь наши предки. Мы будем сражаться, пока не убьем всех вас, белые собаки…
— Или пока не подохнете сами, — еле шевеля потрескавшимися губами, произнес Лехью.
— Ты — храбрый воин. Если бы все вы были такими храбрыми, нам бы пришлось нелегко. Но храбрый воин среди неверных — большая редкость. Ты будешь упрямиться, терпеть муки, а мы изловим любого другого, кто выложит нам все. Так стоит ли быть таким несговорчивым? Несколько слов — и ты вернешься к своим. Ты будешь героем и заслужишь отдых…
— Уж лучше бы тебе совсем лишить меня слуха, — произнес Лехью. — Хотел бы я сейчас вырвать твой лживый язык, сын шакала…
Сарацин изменился в лице и что-то сказал одному из своих. Тот вышел из тени к столу, на котором были закреплены руки Лехью, вынул ятаган и одним махом отсек легионеру два пальца. Лехью пытался удержаться, но все-таки вскрикнул от боли.
— Ты можешь говорить сейчас, — прошипел сарацин, — либо позже, но тогда мы уже отрежем от тебя слишком много, болван! Учти, что ты все равно заговоришь…
В комнату быстро вошел какой-то человек и о чем-то возбужденно зашептал. Лехью и вправду в какой-то мере владел местным языком. Поэтому из слов вошедшего он узнал, что в селение пришли легионеры и ищут дезертира.