Казалось бы, для беспокойства не так уж много оснований: она не прекращала доказывать мне свою любовь, а когда чувствовала, что я ее ревную, успокаивала меня, говоря, что Артур был и будет для нее не более чем другом. И я верил ее словам, но все же что-то подтачивало меня изнутри. Пытаясь анализировать себя, я обычно находил причину всего в том, что эта женщина была слишком дорога мне. Именно это и насылало на меня приступы безумной ревности. Особенно в последнее время.
Когда-то я грезил о времени, когда мы бросим все и уедем прочь, чтобы быть вдвоем. Только я и Вероника. И никого более. Частично эта мечта начала осуществляться: завтра мы проводим прощальную игру. А вот насчет того, чтобы быть только вдвоем… Артур, конечно, зикнулся о том, что должен покинуть нас и направиться в другую сторону, надеясь, конечно же, что Вероника ни в коем случае не отпустит его. И она великодушно позволила ему остаться с нами. Могу поклясться, что иного варианта у них обоих и в мыслях не было!
Вдалеке послышался перестук копыт. Я достал из кармана часы на цепочке и откинул позолоченную крышку: судя по времени, это были извозчики, с которыми у нас был уговор.
Несколько минут спустя на нашей поляне уже стояло два отдельных экипажа. Мы сложили остатки провизии в корзины и погрузили в один из них. Туда же сел и Артур, предварительно попрощавшись с нами.
— Завтра у него тяжелый день, — произнес я, когда его экипаж тронулся в путь.
— У всех нас, — поправила меня Вероника, прижавшись ко мне и чмокнув в щеку.
«У него — особенно», — подумал я, обнял ее и мы отправились ко второму экипажу.
В городе мы жили отдельно от Артура. Это было частью нашего общего плана.
Я лежал, глядя в потолок, на огромной кровати красного дерева в спальне одного из самых фешенебельных отелей города. Вероника была достойна самого лучшего, и я всегда покупал ей это.
Она спала рядом, и ее дыхание приятно щекотало мне плечо. Я приподнялся, поцеловал ее в уголок рта, встал, зажег лампу и прошел с ней в ванную комнату. Поставив лампу на столик, я уставился на свое отражение в зеркале. Последнее время я часто присматривался к себе и, откровенно говоря, был не особенно доволен тем, что видел. Нет, старость была еще далеко (совсем недавно я оставил позади сорокалетний рубеж), но все-таки из зеркала на меня смотрели глаза человека, подъем к вершине для которого либо уже закончился, либо завершится в очень скором времени. И впереди у него — пусть и долгий, но неумолимый спуск вниз.
Взять хотя бы волосы. Когда-то были чернее угля, а сейчас их в нескольких местах тронула седина — уголь постепенно превращался в пепел. Интересно, будет ли заметна седина на светлых волосах Артура? Тело тоже представляло унылое зрелище. Я и в юности не отличался стройностью, но теперь излишняя полнота придавала моей фигуре предательскую рыхлость. Я стал грузен и неуклюж в движениях. Куда уж мне до Артура с его поистине кошачьей ловкостью?!