— Значит, этот пони принадлежит вашей внучке? — спросил Скрудж.
— Да, и девочка очень к нему привязана.
— Ненавижу детей! — Скрудж соскользнул по стене вниз и уселся прямо на полу, по-турецки скрестив ноги. Он был отнюдь не молод, и Абеля удивила его гибкость. — Они такие маленькие, шустрые и чересчур рассудительные. Вас, кажется, удивили мои слова?
— Все это вообще весьма удивительно… — Абель попытался изобразить улыбку, но Скрудж улыбаться и не думал, и Абель почувствовал, что во рту у него пересохло от волнения. — Послушайте, — предпринял он новую попытку, — мне очень жаль, но нельзя ли все же…
— Чего вам жаль?
— Ну, мне кажется…
— Вам жаль, что вы теряете время и вынуждены торчать в одном помещении с каким-то безумцем? Вы за это извиняетесь?
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Вы правы, я бы и впрямь хотел поскорее уйти, если вы сочтете…
— Я счел желательным для себя небольшой разговор с вами. Я ведь вам уже говорил об этом. Во-первых, мне хотелось бы вам сообщить, что я чрезвычайно устал от театра. Я и служить-то здесь стал только потому, что театр принимает всех, а это особенно важно, если ты родился гомосексуалистом да еще в те стародавние времена, когда мне довелось появиться на свет. Театр большой ложкой зачерпывает тебя вместе со всеми остальными и дарит ощущение принадлежности к некой общности — хотя ощущение это абсолютно фальшивое, да и вообще полная глупость. А во-вторых, я хотел бы признаться, что затемнение сегодня вечером в театре устроил именно я. Мне без труда удалось сделать это всего лишь с помощью мобильника, спрятанного под ночной рубашкой. Здесь же управление электронное, и скоро, знаете ли, с помощью одного-единственного телефона можно будет хоть во всей стране свет потушить. Но я точно следовал инструкции и, надо сказать, был весьма удивлен достигнутым результатом. Мне хотелось создать хаос, и я его создал. А вот рассказать об этом мне было некому, хоть я и был в высшей степени доволен собой. Впрочем, теперь мне эта победа кажется довольно бессмысленной.
— Вы это серьезно?
— Насчет бессмысленности моей победы?
— Насчет устроенного вами затемнения?
— Абсолютно. Просто жуть, как сказали бы дети. — Скрудж медленно покачал головой. И, как бы желая подчеркнуть смысл своих слов, направил на Абеля указательный палец. — Нам всем нужна аудитория. Разве интересно, когда мы что-то совершили, а никто даже не догадывается, чьих это рук дело? В таком случае, пожалуй, и огород городить не стоило, верно? — Его лицо вдруг осветила несколько удивленная улыбка. — Ну вот. Теперь я обо всем вам рассказал и вполне удовлетворен. Хотя, если честно, я получил несколько меньше удовольствия, чем ожидал. Но как же нам с вами теперь быть? Ведь вы, выйдя отсюда, немедленно сообщите обо всем в полицию или по меньшей мере жене своей расскажете, и вскоре Линк Маккензи станет еще большим посмешищем, чем прежде. И весь город с удовольствием будет наблюдать за его окончательным падением.