Ивонна медленно покачала головой, потом пальцами взъерошила волосы.
— Уф-ф! Ничего себе…
Они долго молчали, потом Карен-Люси сказала:
— Мне ужасно жаль, Иви, что у тебя нет детей! Я же знаю, как ты хотела ребенка.
— Ну да, но ты ж понимаешь…
— Из тебя бы очень хорошая мать получилась, я в этом не сомневаюсь.
Ивонна посмотрела на подругу.
— Что ж, такова жизнь. Такова наша поганая жизнь.
— Да уж, такова.
* * *
А наутро после той неприятной вечерней сцены, то есть через три дня после приезда, Ивонна Таттл вдруг сама подошла к Линде, когда та мыла на кухне свою чашку из-под кофе. Линде даже в голову не приходило, что Ивонна до сих пор в доме, и она даже вздрогнула от удивления, услышав у себя за спиной ее голос.
— Вы случайно не видели мою белую пижаму? — с явным любопытством спросила Ивонна.
— С чего это вдруг? И где я могла ее видеть? — Линда поставила чашку в сушильный шкаф.
— А с того, что моя пижама пропала. То есть попросту исчезла. А такие вещи сами собой не исчезают. Если вы понимаете, что я имею в виду.
— Не понимаю. — Линда вытерла руки посудным полотенцем.
— Ну что ж. Я всего лишь имею в виду то, что моя белая пижама, которую я каждое утро кладу под подушку, исчезла. — Ивонна развела руками, точно рефери на футбольном поле, оказавшийся в трудной ситуации. — Исчезла. Но должна же она где-нибудь быть! Вот я и решила у вас спросить: может, ваша прислуга ее в стирку забрала или что-нибудь в этом роде.
— Наша прислуга вашу белую пижаму не брала!
Ивонна некоторое время молча смотрела на Линду, потом с некоторым сомнением хмыкнула, и это хмыканье привело Линду в ярость, скрыть которую оказалось выше ее сил.
— У нас в доме чужих вещей не крадут! — выкрикнула она.
— Я же просто спросила, — пожала плечами Ивонна.
* * *
Последний день фестиваля пришелся на уик-энд. В том же зале бывшей частной школы, где проходил прием по случаю открытия фестиваля, на одной стене были вывешены фотографии наставников, а на другой — их учеников. Ивонна, Карен-Люси и Томазина стояли в сторонке, наблюдая за медленно движущимися по залу людьми.
— Господи, до чего гнусно! — сказала Ивонна.
Томазина, щелкнув замочком, прикрепил клатч к другому запястью и спросил:
— Ну, а ты, Карен-Люси, наверняка привыкла к тому, как эти глупые люди пялятся на сделанные тобой снимки, не так ли? Посмотри, как качает головой вон та женщина. Она явно недоумевает, зачем было снимать вдребезги разлетевшиеся тарелки, и думает: что же могут означать все эти осколки?
— Они означают, что жизнь моя разбита вдребезги, — отозвалась Карен-Люси.