Но когда, покончив с окнами, он снова вошел в дом — отворив ту единственную дверь, через которую сразу попадаешь и в маленькую гостиную, и на кухню, расположенную в закутке справа, — то словно посмотрел на свое запущенное жилище глазами Люси и подумал: господи, да ведь эта депрессивная обстановка ее убьет! Не зная толком, что делать, Пит решил поехать в загородный «Волмарт». Там он купил большой ковер, постелил его, и ему показалось, что гостиная сразу стала выглядеть значительно лучше. Хотя, конечно, старый диван так и остался старым и кочковатым, а его некогда желтая обивка, изношенная чуть ли не до основы, была порвана на углах. Пластмассовая столешница на кухне тоже выглядела ужасно, и ее никоим образом невозможно было заставить выглядеть новее. Ни одной скатерти он в доме так и не нашел и некоторое время размышлял, не купить ли ему еще и скатерть. А потом сдался. И все же за день до приезда сестры Пит съездил в город и постригся, хотя обычно сам приводил волосы в порядок. Но на обратном пути его одолели ужасные сомнения: надо или не надо было давать на чай парикмахеру?
В ту ночь Пит спал плохо и проснулся в три часа от кошмаров, но даже вспомнить не мог, что ему привиделось. Потом он все же снова заснул, но проснулся в четыре и больше глаз не сомкнул. Люси обещала подъехать днем, часам к двум, и в час Пит все-таки решил поднять жалюзи на тщательно вымытых им окнах, но несмотря на то, что день был пасмурный, грязные разводы на стекле были по-прежнему хорошо видны, и он снова опустил жалюзи. Потом сел на диван и стал ждать.
* * *
В двадцать минут третьего Пит услышал, как по гравию подъездной дорожки заскрипели колеса автомобиля, и осторожно выглянул в щелку между пластинками жалюзи. Из белого автомобиля вылезала женщина. Вскоре в дверь постучали, и Пит пришел в такое волнение, что перед глазами у него поплыла пелена, и он даже решил, что у него что-то случилось со зрением. Вообще-то — как он понял впоследствии — он ожидал, что вместе с Люси в комнату ворвется солнечный свет и зальет все вокруг, словно обозначив ее сияющее присутствие. Но Люси отнюдь не сияла и почему-то оказалась гораздо меньше ростом, чем помнилось Питу, и гораздо худее. И одета она была в черный жакет, который, по мнению Пита, больше подошел бы мужчине, и в черные джинсы, а на ногах у нее были черные ботинки. А каким усталым — и старым! — выглядело ее лицо! Зато глаза прямо-таки светились от счастья. «Пити», — с нежностью сказала она, а он откликнулся: «Люси».
Сестра протянула к нему руки, и он осторожно ее обнял. У них в семье никогда не обнимались и не целовались, так что этот жест дался ему нелегко. Макушкой Люси доставала ему примерно до подбородка. Потом, чуть отступив от нее, он похвастался: «А я постригся!», и даже по голове себя погладил.