Лекции о метафизике (Хайдеггер) - страница 93

Полдень и вечность
Указание на новую жизнь

Ниже было написано:

Заратустра, рожденный на озере Урми, на тридцатом году жизни покинул свое отечество, отправился в провинцию Ария и десять лет среди гор в одиночестве слагал Зенд-Авесту.

Солнце познания снова в зените: свернувшись кольцом, лежит змея вечности в его свете – это ваше время, вы, полуденные братья.

К этому же относятся и следующие заметки.

К наброску нового способа жить

Первая книга: В стиле первой части девятой симфонии. Chaos sive natura[38]: «О расчеловечивании природы». Прометей прикован на Кавказе. Написано с беспощадностью κράτος[39], «власти».

Вторая книга: Непринужденно-скептически-мефистофельски. «О баннексии опыта». Познание-заблуждение, которое становится органическим и организует.

Третья книга: Самое внутреннее и самое свободное парение в небе по сравнению со всем, что было написано прежде: «О последнем счастье одинокого». Он – это тот, кто из «чему-то принадлежащего» превратился в «самостоятельно восходящего» в высшей степени: совершенное эго: только такому эго доступна любовь; на предыдущей ступени, когда высочайшее одиночество и уверенность в себе еще не достигнуты, есть нечто другое, чем любовь.

Четвертая книга: Дифирамбически = всеобъемлюще: «Annulus aeternitatis[40]». Жажда всё пережить еще раз, бесконечное число раз.


Непрерывное превращение: ты должен за короткое время проходить сквозь множество индивидуумов. Средство к тому – непрерывная борьба.


Сильс-Мария, 26 августа 1881 г.

Тем летом 1881 года после многолетних затяжных болезней и плохого самочувствия мой брат ощутил себя выздоравливающим. Именно в таком состоянии прилива сил, при возвращении его прежнего драгоценного здоровья написаны и «Веселая наука», которую по ее настроению можно считать прелюдией «Заратустры», и сам «Заратустра». Но беспощадной судьбе было угодно, чтобы как раз во время восстановления здоровья на него обрушились тяжкие личные переживания – глубокие разочарования в дружбе, которую он очень ценил, даже считал священной. Впервые он ощутил весь ужас отчуждения, к которому приговорено всё великое. Покинутость – нечто совершенно иное, чем избранное по собственной воле упоительное одиночество. Как же он тосковал тогда по совершенному другу, который во всем бы его понимал и с кем бы он мог поделиться чем угодно. В разные периоды жизни с самой ранней юности ему нередко казалось, что он наконец обрел такого друга. Но теперь, когда его путь становился всё более опасным и уходил всё круче вверх, он более не находил никого, кто мог бы идти вместе с ним; поэтому он создал себе совершенного друга в образе царственного философа и доверил ему возвещать о своих высочайших и сокровеннейших целях.