— Тебе со мной неуютно? — в тот же момент, как вопрос слетел с моих губ, я пожалел о том, что сказал так прямо.
Он отвлёкся от разглядывания природы за окном и покачал головой.
— Нет. Совсем нет. А… а тебе со мной неуютно?
— Нет, — я вздрогнул и нахмурился. — Почему ты так говоришь?
Он пожал плечами и снова посмотрел в окно.
— Б-большинство людей не хотят иметь со мной ничего общего. Я всегда был другим, но этому не было объяснений, до недавних пор. Т-так что из-за этого люди… ну, они не всегда очень добрые.
— Я не такой.
Он повернулся обратно и изучал взглядом моё лицо, пока я вёл машину. Я притворился, что не замечаю этого.
— Я вижу.
В конце концов, он повернулся назад к пейзажу, и вернулась тишина.
Возле колледжа я нашёл парковочное место, и мы оба пошли к зданию. Компания студентов, собравшихся вокруг скамейки под деревом, привлекла внимание Орина, и он наблюдал за ними, пока мы проходили мимо. Они болтали и смеялись.
— У тебя… у тебя было много друзей в школе? — спросил он, пока мы поднимались по ступенькам к входной двери.
— Да. Близких друзей не много, но я входил почти в каждую компанию и ладил со всеми. Но, думаю, я лез из кожи вон, чтобы вписаться.
Орин вытащил свой телефон и проверил время.
— Мы рано. Хочешь посидеть немного здесь? — он указал на скамейку рядом с дверью.
— Конечно.
Мы сели вместе, и Орин отклонился назад, прикусив губу.
— Что ты имеешь в виду, что лез из кожи вон, чтобы вписаться?
Я хохотнул и повернулся лицом к нему.
— Ну, я гей и боялся, что если кому-то расскажу, это сразу же сделает меня целью, поэтому не рассказывал. Помимо моей семьи и моего лучшего друга Эвана, никто не знал, до тех пор, пока я не пошёл в колледж. Я не хотел, чтобы меня считали другим или дразнили, а я предполагал, что так и будет. Так что я прилагал особые усилия, чтобы дружить со всеми.
Глаза Орина расширились от моего заявления, и он мгновение смотрел на меня, прежде чем опустить голову к своим коленям. Кончики его ушей слегка покраснели, что вызвало у меня улыбку. Было слишком легко вызывать этот румянец. Возможно, резкое объявление моей ориентации его слишком шокировало. Я больше не скрывался и не задумывался дважды, когда рассказывал об этом людям.
— Отстойно, когда люди тебя не понимают. У меня… у меня никогда особо не было друзей.
Это мнение разрывало сердце. Я не мог представить, как прошёл бы через жизнь без возможности на кого-то опереться или поделиться с кем-то секретами. Орин казался достойным человеком, и хотя я не знал и половины того, что значит жить с таким необычным расстройством, меня огорчала мысль о том, что он всю жизнь прожил без друзей.