Скрытое в темноте за закрытыми глазами, моё тело ожило желанием и нуждой. Появилась болезненная тяга укрепить эту связь между нами, подпитать её и помочь ожить. Я выжег в памяти воспоминание об одном нашем поцелуе, и эта мысль и видение обеспокоенного лица Орина помогли мне сократить расстояние с Коэном.
На этот раз, когда наши губы соприкоснулись, это была моя инициатива. Губы Коэна смягчились и раскрылись почти сразу же, ища большего. От танца его языка в моём рту по моей коже бежали мурашки, но когда он втянул мою нижнюю губу в свой рот, слегка прикусив, беря контроль и толкая нас дальше, что-то изменилось. Это казалось таким правильным, и всё же таким невероятно неправильным. Поцелуй был совсем не таким, и моё тело наполнилось виной.
Я отстранился от его губ и открыл глаза. Его губы оставались на половину приоткрытыми, и в его глазах сиял лунный свет.
Головокружительное замешательство и пересиливающее ощущение неправильности заставили меня сделать шаг назад.
Что я делал?
Качая головой, я вытер губы.
— Я не могу этого сделать.
За все свои взрослые годы я никогда не изменял парню, и всё же в этот момент по моей коже ползло именно такое отвратительное ощущение. Сожаление и глубокая вина.
А мы с Орином даже не встречались. Так ведь?
Я ненавидел, что моё тело тянуло к Коэну точно так же, и я оттолкнул эти чувства. Этого было достаточно, чтобы появилось желание вырвать себе волосы.
Сочетание желания и вины было не самым уютным. Это сочетание не было естественным, и чувства не подходили друг другу.
— Всё в порядке, малыш. Многое нужно обдумать. Я понимаю. Идём, я замёрз.
Он надел варежки обратно и ждал, пока я поведу его обратно в дом.
То, что произошло, на Коэна повлияло меньше, чем на меня. Я весь вечер думал, отчитывал себя и стыдил за то, что случилось.
Моя семья была больше сосредоточена на паззлах и десерте, чтобы что-то заметить, и к тому времени, как мы попрощались, все расслабились, и внимание Коэна ко мне стало ожидаемым и нормальным. Я знал, что позже мне нужно будет всё объяснить.
«Как я объясню что-то, чего даже сам не понимаю?»
Было почти десять к тому времени, как я остановился у дома Орина. У дома Коэна. Он не вышел и развернулся на сидении, когда я припарковал машину.
— Хочешь зайти? — спросил он.
Я не мог смотреть на него и смотрел через лобовое стекло.
— Нет, спасибо. Уже поздно. Мне, наверное, пора домой.
Он молчал, но не уходил. В конце концов, я повернулся к нему и поймал на себе его взгляд.
— Просто помни, что я тебе сказал, ладно? Ты всё усложняешь в своей голове, а так быть не должно. Ты мне нравишься, Вон, и я думаю, хоть ты с этим борешься, я тебе тоже не так уж безразличен, — он поймал мой подбородок и наклонился, оставляя нежный поцелуй в уголке моих губ. — Доброй ночи.