«А топить все-таки не хотят, сволочи», — понял Азеф.
— Вы же знаете, господа, какой Григорий Андреевич опытный конспиратор и какой он бывает... неожиданный! Эти взлеты фантазии, бесконечные импровизации, принимаемые в самый последний момент, неожиданные решения... И если уж, как вы признаете, ошибки допускает даже такая опытная организация, как наш Департамент, то уж мне, одиночке, окруженному врагами, находящемуся постоянно под угрозой смерти, ошибиться-то и не самый страшный грех...
Лопухин и Зубатов многозначительно переглянулись, словно Азеф подтвердил какую-то их общую, невысказанную и неизвестную ему мысль.
— Так вот, Евгений Фишелевич, хочу в связи с этим вас и позабавить, — продолжал снисходить до разговора с проштрафившимся секретным сотрудником директор Департамента. — Его высокопревосходительство Вячеслав Константинович заявил нам с господином Зубатовым, что будет держать у себя на столе фотографию убийцы Сипягина Гершуни до тех пор, пока этот господин не будет наконец арестован.
— И еще к вашему сведению, Евгений Филиппович, — дружелюбно продолжил Зубатов, — получено распоряжение разослать приметы господина Гершуни по всем розыскным учреждениям империи и к этому обещание — за арест преступника пятнадцать тысяч рублей премия!
На лице Азефа появилась издевательская улыбка.
— Ну вот, господа хорошие, доигрались! — не стал скрывать он злорадства. — Дважды выводил я вас уже на Гершуни, и каждый раз вы его упускали, хотя могли получить совершенно бесплатно, так сказать, по долгу службы...
— Бесплатно? — иронически оборвал его Зубатов и, слегка наклонившись в сторону Азефа, заговорил актерски наигранным шепотом:
— А не с вами ли мы, дорогой Евгений Фишелевич, не так давно не сошлись в цене относительно Григория Андреевича? Вы, помнится, заломили за его выдачу пятьдесят, напоминаю, пятьдесят, а не пятнадцать тысяч рублей! Или не изволите припомнить?
Но теперь уже взять Азефа было не так-то просто.
— Эх, господа, господа! Речь идет о столпах империи, может быть, даже о самой особе государя императора, а вы торгуетесь, как местечковые евреи на ростовском базаре! Да будет вам, Гершуни, будет! — быстро перешел он от снисходительного тона к надрывно-клятвенному, заметив, как нахмурились в ответ на его слова Лопухин и Зубатов...
Расстались в конце концов по-хорошему. Зубатов еще раз попенял Азефу на некоторые его «странные умолчания» в сообщениях в Департамент, Азеф, в свою очередь, опять упрекнул Департамент в том, что охранники играют его жизнью и совершенно его не берегут. Но кое-что обговорили и по-деловому, без эмоций. Правда, расставаясь со своим полицейским начальством, Азеф уносил ощущение, будто что-то в их отношениях изменилось, появился ледок, что ли...