Вывалил сочащийся кровью кусок мяса на тарелку, полосанул его ножом и, предвкушая удовольствие, заглянул в темно-красный разрез.
Ел он жадно, торопливо глотая непережеванные куски, словно боясь, что с кем-то придется вдруг поделиться. Но в квартире было пусто, Козин, как всегда, работал в библиотеке политехникума, увлеченный вершинами будущего, электротехникой.
Теперь, когда стали регулярно приходить деньги из Петербурга, можно было есть досыта. Но как было объяснить появление денег однокашникам, по-прежнему испытывающим унизительную нужду и перебивающимся случайными заработками. И потому ел свои любимые бифштексы он тайком, чтобы не вызвать ненужных расспросов...
Проглотив остатки мяса, он расположился за столом с приготовленными заранее письменными принадлежностями, вынул из стопки дешевой бумаги листок и лениво зевнул — теперь бы всласть поваляться на кровати, просто так, ни о чем не думая, в расслабляющей полудреме. Впрочем, можно было и думать — о чем-нибудь приятном, например, о деньгах, о больших деньгах, о красивой и модной одежде, о кутежах в роскошных отелях, о дорогих, неутомимых в любви женщинах. Или о власти, о всесильной, все подчиняющей власти, о том, что слово его будет законом и, подчиняясь его приказам, люди будут трепетать и благоговеть перед ним.
О, грезы, грезы! А пока...
Он вывел своим твердым, крупным почерком несколько строк на грубой, тормозящей перо бумаге и задумался, подбирая слова пожалостивей и послезливее.
Писал он в очередную еврейскую благотворительную организацию, прося вспомоществования для нищего, умирающего с голода студента-еврея из России. На таких письмах руку он успел набить сравнительно легко, дело было верное. Толстосумы-благотворители во вспомоществовании единоверцу не отказывали, да и как иначе? Вырвался парень из-за черты оседлости, терпит, светлая голова, отчаянную нужду, пытаясь выбиться в люди. Один, без родителей и родственников, в чужой стране. Вот и немецкого-то как следует не знает. Ошибка на ошибке, хотя явно видно, что просил кого-то прочесть и ошибки исправить.
Азеф усмехнулся собственной хитрости, немецкий-то он освоил быстро и неплохо, а ошибки?
Попросишь кого-нибудь прочитать прошение о денежной помощи, мол, посылаю, да вот плохо у меня с немецким, исправил бы ты мне, товарищ, ошибки...
Товарищ не откажет, ошибки исправит, а заодно и вспомнит при случае где-нибудь в студенческой компании: вот, Евно-то, как за кусок хлеба бьется — у богачей-единоверцев пособие выпрашивает. И ведь наверняка что-нибудь получает, вроде бы чуть получше зажил, с деньгами посвободнее стало. А главное, посмотрите, и повеселел, активнее стал, что значит, нужда отпустила, в кружке-то нашем — совсем другой человек!