— Капитан, — коротко ответил Меллори.
— Капитан Меллори, так? Капитан Кейт Меллори, величайший альпинист нашего времени. Кумир предвоенной Европы. Победитель самых невероятных горных пиков, — Шкода сокрушенно покачал головой. — И подумать только, так кончается слава. Вряд ли потомство признает ваше последнее восхождение величайшим: на виселицу в Навароне ведет всего десять ступеней, — Шкода улыбнулся. — Не очень веселая мысль, а?
— Я не думал об этом, — вежливо ответил новозеландец. — Меня остановило ваше лицо, — он нахмурился. — Уверен, что уже видел его где-то... — Он умолк.
— Неужто? — заинтересовался Шкода. — Может быть, в Бернских Альпах? До войны я часто...
— Да, вспомнил! — Лицо Меллори просветлело. Он затеял рискованную игру, но все, что отвлекало внимание от Андреа, было оправданным. Сияющими глазами он уставился на Шкоду. — Три месяца назад, в зоопарке Кипра. Марабу, пойманный где-то в Судане. Старый и паршивый марабу, как мне показалось на первый взгляд, — продолжал Меллори извиняющимся тоном, — у него была такая же тощая шея и такой же крючковатый нос, такая же лысая голова...
Меллори умолк, откинулся назад, пытаясь увернуться от кулака. Лицо Шкоды перекосилось, зубы гневно оскалились. Немец нанес ему прямой удар. Но хотя гауптман вложил в кулак всю свою силу, Меллори совсем не пострадал. Он покачнулся, сразу же выпрямился. И в тот же миг рухнул гауптман Шкода, закричав от боли: тяжелый ботинок Меллори сбил его с ног. Удар пришелся чуть повыше колена, в бедро. Немец сразу вскочил с пола, как кошка. Бросился вперед и снова упал: ушибленная нога подвернулась. Мгновение в комнате царила тишина. Шкода, придерживаясь за край стола, тяжело поднялся и сморщился от боли. Рот сжат в прямую жесткую белую линию. Сабельный шрам багровел на болезненно-желтом лице, утратившем свой обычный цвет. Ни на кого не глядя, Шкода медленно и уверенно направился вокруг стола на свое место. Шарканье его рук по коже кресла било прямо по натянутым нервам пленников. Молчание не предвещало ничего доброго.
Меллори не двигался. Абсолютно спокойно наблюдая за немцем, он ругал себя в душе за собственную глупость. Не оставалось сомнения, что Шкода его убьет. Однако Меллори не собирался умирать. Он знал, что раньше умрут Шкода и Андреа. Шкода — от ножа Андреа, Андреа — от пуль часовых. Нож — единственное оружие, оставшееся у грека. Андреа сделал вид, что вытирает кровь с лица рукавом. Его пальцы были в нескольких дюймах от ножен. «Дурак, дурак собачий», — снова и снова повторял про себя Меллори. Он скосил глаза на ближайшего часового. Тот стоял футах в шести-семи от него. «Часовой прикончит раньше, чем успеешь добраться до него, — подумал Меллори. — Очередь шмайсера разрежет пополам. Но надо попытаться, — решил Меллори. — Надо помочь Андреа любым способом».