9 февраля в Харькове на подножку кареты царского фаворита, генерал-губернатора Дмитрия Кропоткина, возвращавшегося из театра, вскочил неизвестный и двумя выстрелами смертельно ранил князя. В специально выпущенной листовке Исполнительный Комитет объявил, что Кропоткин казнен как виновник страшных издевательств, творимых над заключенными в Харьковской тюрьме.
«Знай же, русское общество, — говорилось в листовке, выпущенной вскоре после этого покушения, — что, пока ты безгласно, тебе будет разрешено принимать участие в единственном дозволенном тебе деле — в похоронах высокопоставленных особ».
26 февраля неизвестные лица закололи в Москве провокатора Рейнштейна.
10 марта на Пантелеймоновском мосту в Петербурге к карете шефа жандармов Дрентельна, сменившего убитого Мезенцева, подскакал молодой человек на великолепном рысаке и дважды выстрелил в генерал-адъютанта. Обе пули застряли в металлической перекладине рамы каретного окна, и это спасло Дрентельну жизнь. Шеф жандармов мчался за ускакавшим террористом, однако догнал только… рысака, которого держал под уздцы бравый городовой.
— Их благородие сказали мне — держи, а сами ушли в проходной двор оправиться, так что не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, — доложил он взбешенному шефу жандармов. — Все в порядке.
…Третье отделение неистовствовало. В Петербурге начались массовые облавы и обыски, аресты и высылка молодежи. Но слепые удары не достигали цели. Политическая полиция убедилась в этом 2 апреля.
Во время утренней прогулки царя у Главного штаба неожиданно навстречу ему вышел высокий худой человек с узкими, раскосыми глазами, с угрюмым, бескровным, непроницаемым лицом. На нем была чиновничья фуражка с малиновым околышем. Царь сразу понял, едва взглянул на него, что это пришел мститель подполья, мститель за недавно казненных революционеров и, прежде чем тот успел прорвать цепочку телохранителей, его величество отпрянул в сторону. С ужасом Александр II увидел, как длинная сухая рука покушавшегося вытащила из кармана револьвер, как охрана замерла, парализованная ужасом. Смерть царя казалась неизбежной и неотвратимой.
В эту решительную минуту один только Александр II не растерялся. Пока его телохранители стояли, пригвожденные ужасом, пока террорист выцеливал мишень, царь рванулся к Певческому мосту; спотыкаясь, путаясь в длинной шинели, он не забывал описывать на бегу ломаную линию зигзагов (как полагается по пехотному уставу при беглом огне противника). За ним гремели гулкие, резкие, четкие выстрелы — два, три, пять…