– Соединенные Штаты отказали нам. Мы возвращаемся в Европу.
Толпа мгновенно взорвалась. Крики, слезы, ахи и охи. Йозеф выругался. Впервые в жизни он выругался при матери. Она не отреагировала, и, хотя Йозефу было немного стыдно, он чувствовал себя более храбрым и дерзким, чем прежде.
– Хотите сказать, мы плывем в Германию? – завопил кто-то.
– Не обязательно, – ответил член комитета. – Пожалуйста, сохраняйте спокойствие.
Спокойствие? Он с ума сошел?
– Спокойствие? Как мы можем сохранять спокойствие? – громко спросил мужчина, озвучив мысли Йозефа.
Его звали Познер. Йозеф уже видел его на судне.
– Многие побывали в концентрационных лагерях, – продолжал Познер, и лицо его исказилось от гнева. Он не говорил, а выплевывал слова. – Нас освободили при одном условии: немедленно покинуть Германию. Если вернемся, нас немедленно бросят в лагеря. И это будущее каждого из нас: мужчин, женщин, детей.
– Мы не умрем! Мы не вернемся! Мы не умрем! – скандировала толпа.
Краем глаза Йозеф заметил Отто Шендика, притаившегося в дверях. Тот явно радовался панике, и Йозеф почувствовал, как вскипела кровь.
– Леди и джентльмены, – начал глава комитета, – новости у нас, конечно, дурные, но до Европы еще много дней пути. Возможно, наши друзья еще попытаются нам помочь.
Мать Йозефа отвела его в сторону:
– Пойдем, Йозеф. Кто-то что-нибудь придумает. Давай танцевать.
Йозеф не понимал, почему мать ничуть не расстроена, почему ни о чем больше не заботится. Их вот-вот вернут в Германию. Обрекут на смерть.
Йозеф позволил утащить себя к двери, но тут же вырвался:
– Нет, мама. Я не могу.
Она грустно улыбнулась и прошмыгнула мимо прислонившегося к косяку Отто Шендика.
– Тебе следует послушать мать, мальчик, – сказал тот. – Это твои последние свободные дни. Наслаждайся, пока можешь. Когда вернешься в Гамбург, о тебе больше никто не услышит.
Йозеф, не отвечая, вернулся к бушевавшим пассажирам. Гнев его поднимался подобно приливной волне. Должно быть то, что они смогут сделать. То, что сможет сделать он.
Познер, пассажир, который высказался в зале, отвел его в сторону.
– Ты Йозеф, сын Аарона Ландау, верно? Мне очень жаль, что с твоим отцом так получилось, – начал он.
Но Йозеф слишком устал выслушивать соболезнования.
– Да. Спасибо, – буркнул он в ответ, пытаясь отойти подальше. Но Познер схватил его за руку.
– Ты был среди тех детей, которые ходили на мостик и в машинное отделение, верно?
Йозеф нахмурился. К чему он клонит?
– Ты стал мужчиной. Твоя бар-мицва была в первую субботу на корабле.
Йозеф выпрямился, и собеседник отпустил его руку.