Она ударила по струнам и услышала, как дрожит ее голос, когда стала петь старую народную песню, в которой прославлялся Сассекс. Затем она вновь увидела лицо Адама. Он пристально смотрел на нее, понимая, что она узнала его. Это стало той каплей, которая переполнила чашу! Она замолкла на минуту и тут же начала петь другую песню — веселый заздравный гимн кавалеров.
— Мы пьем здоровье короля, благослови его Господь! Да здравствует король наш Карл и все, кто с ним по всей стране…
Она чуть не упала со стула, когда Мейкпис вскочил со своего места, бросился к ней, вырвал лютню из рук и сломал о колено. В наступившей мертвой тишине, последовавшей за этим, он бросил обломки на пол. Анна издала слабый стон отчаяния, но он жестом, исполненным ярости, велел ей молчать. Его лицо побагровело и, не отводя гневного взгляда от Джулии, он дрожащим пальцем показал ей на дверь.
Она с достоинством поднялась со стула, вскинула вверх подбородок, как любила делать Кэтрин, и не спеша поправила свое платье. Мейкпис вновь поднял палец, показывая этим, что она должна немедленно покинуть комнату. Она сделала вид, что не замечает своего отчима, и как бы по своей воле направилась к двери, шурша шелком наряда. Обескураженные гости провожали ее взглядами, но никто не сказал ни слова и не пошевелился.
Вдруг Адам, сдерживающий себя до этого мгновения, разразился громким смехом, нарушив торжественную тишину зала. Все повернулись в его сторону, не понимая причину его веселья.
Джулия остановилась и уставилась на молодого человека. Он запрокинул голову, обнажив ряд крепких зубов, и пребывал в пароксизме[6] бурного веселья. Намеренно или нет, но своим смехом он ослабил произведенный ею эффект. Сколько же злости в этом человеке! Она бросилась к двери, остановилась и обвела взглядом зал, избегая лишь смотреть на свою убитую горем мать. Вулкан, который постоянно теплился внутри Джулии, наконец-то заговорил в полную силу.
— Убийцы! — прошипела она. — Ваши руки в крови Стюартов!
Раздались голоса и крики, но она не стала слушать их и бросилась к Большой лестнице. Веселье Адама вмиг прекратилось, и он вскочил на ноги, негодуя не меньше других. Прошло немало времени, прежде чем шум стих. Анна бросилась вслед за дочерью, но Джулия заперлась в своей комнате и не желала открывать дверь.
— Мама, уходи, пожалуйста. То, что случилось, касается только меня и Мейкписа. Я не хочу, чтобы ты вмешивалась.
Услышав эти слова, Анна поняла, что Джулия уже не изменит своего решения, и ушла прочь.
Гости расходились. Мейкпис вернулся в Королевскую гостиную, сел и обнял голову руками, думая о том, какой вред принесла падчерица его доброму имени и репутации нового владельца Сазерлея, которую он так тщательно создавал в течение последних месяцев. Она не просто продемонстрировала свой роялизм и нетерпимость к отчиму, но прозрачно намекнула на то, что в свое время он был в числе тех, кто подписал смертный приговор Карлу I.