Испытывая отвращение к Уокеру, Джулия вновь стала переводить взгляд с одного гостя на другого. Две трети из них являлись пуританами, но мало кто исповедовал крайние взгляды; они лишь носили черные да серые камзолы, как Мейкпис. На многих были башмаки с серебряными застежками и сапоги с раструбами. Один господин щеголял в высоких сапогах из кожи цвета сливок. Она видела только один его сапог и рукав бархатного камзола — какой-то довольно плотный джентльмен почти полностью загораживал этого франта. В отличие от Мейкписа и других гостей, этот незнакомец носил сшитые по новой моде бриджи, которые доходили ему до лодыжек, в то время как бриджи старого образца, которые Джулия видела на мужчинах всю свою жизнь, достигали лишь колена.
После того как Анна закончила игру, раздались аплодисменты. Она поклонилась и с благодарностью улыбнулась слушателям. Мейкпис услужливо предложил ей кресло, сидя в котором она могла бы слушать пение дочери. Только встав со стула и пройдя в центр зала, Джулия увидела, что обладатель щегольских сапог не кто иной, как Адам Уоррендер.
И будто электрическая искра тотчас прошла между ними. Казалось, что остальные гости куда-то исчезли, остались только Джулия и Адам.
Но все это внезапно кончилось. Джулия вновь увидела перед собой гостей Сазерлея. Она быстро опустилась на приготовленный для нее стул и автоматически взяла в руки лютню. Ее мысли путались, она страшно негодовала по поводу присутствия Адама под крышей их дома. Ее провели! Ее матери еще предстоит узнать, что она находится в одной комнате с Уоррендером. Джулия чуть было не заскрипела зубами. Теперь она поняла, что Мейкпис имел основания для того, чтобы не представлять им новых гостей. Ведь обитатели Сазерлея от всей души ненавидели Уоррендеров.
Шея ее покраснела, девушка с трудом дышала. Она вспомнила о том, что дала слово не нарушать мир в Сазерлее. Она сожалела о своем поведении по отношению к Адаму. Но, бросив взгляд на сидевших перед ней мужчин, которые все без исключения находились в оппозиции к королю, а посему являлись врагами ее покойного отца, находящегося в изгнании брата, да и самого Сазерлея, она забыла о своих благих намерениях. Она хотела отомстить Уоррендеру за то, что он посмел явиться в их дом. Мейкпис предал их. А ей приходится, поборов гордость, играть роль послушной падчерицы, что никак не вяжется с ее натурой.
Все ждали. Сердце отчаянно билось у нее в груди, гнев сжимал горло. Девушка не знала, сможет ли она петь. Но ей придется сделать это. Она должна побороть свою ярость. Как ни ненавидела девушка Мейкписа, никогда ей не приходило в голову, что этот человек способен на такую подлость по отношению к ее кроткой матери.