В разбитое окно вагона Игорь увидел, как Зоненберг-Тобольский, проворно сбежав с насыпи, перемахнул неширокую канаву и побежал к лесу, встававшему темной стеной. Решение пришло мгновенно, хотя об этом он раньше и не помышлял. «Такой удобный случай… упускать никак нельзя!» — Миклашевский выбил остатки оконного стекла и выпрыгнул на насыпь. К лесу бежали многие пассажиры. Игорь, не упуская из виду грузноватую фигуру Зоненберга-Тобольского, устремился следом за ним.
В лесу остановился, оглянулся назад. Два передних вагона и паровоз горели одним костром. В середине и хвосте состава дымили еще по вагону. Слева, невдалеке, на небольшой железнодорожной станции творилось что-то невообразимое. Плясали гигантские языки пламени, в небо уходили густые космы черного дыма, что-то гулко взрывалось, вверх взметались огромные снопы искр, летели по воздуху доски, обломки вагонов, комья земли… Нетрудно было догадаться, что разбомбили эшелон с горючим.
Зоненберг-Тобольский скрылся в лесу. Эсэсовцев его личной охраны нигде не было видно. «Такой редкий случай!.. Они, наверно, — решил Игорь, — выпрыгнули из вагона в другую сторону». Над краем леса, снизившись, промчался пикирующий двухмоторный бомбардировщик, осыпая бегущих градом крупнокалиберных пуль. «Бостон», — машинально определил Миклашевский, прижимаясь к толстому стволу сосны. Послышались вопли раненых…
Игорь метнулся следом за предателем. Не уйдешь! Но Зоненберг-Тобольский словно провалился. Был и исчез. Нигде никаких следов. Под ногами пружинила многолетняя осыпавшаяся хвоя. Пахло прелью, сосновой смолой, хвоей. Лес чем-то напоминал наш, подмосковный. Высокие сосны, разлапистые мохнатые ели. Игорю было не до красот и не до сравнений. Он лишь машинально отметил эту похожесть и, углубляясь в чащу, спешно искал Зоненберга-Тобольского. Не мог же тот далеко уйти!
Миклашевский, как на кроссе, устремился в одну сторону. Пробежав с сотню метров, повернул назад. «Я, наверное, обогнал его, — подумал Игорь. — Какой из него бегун?» В чаще тихо и сумрачно. Одиноко стучал дятел, выбивая свою морзянку. Со стороны железной дороги глухо доносились человеческие голоса. Во рту пересохло, хотелось пить. Так же хотелось пить и стояла противная сухость во рту двенадцать лет назад, когда дядя Сева взял четырнадцатилетнего Игоря с собой на охоту. Игорь с непривычки отстал, тяжелое одноствольное ружье затрудняло движение, ремень натер плечо. Стояла чудная солнечная осень. Лес вокруг играл яркими красками. Игорю жалко было стрелять в таких чудесных уток, которые сели невдалеке на озере… Дядя Сева потом смеялся над ним. Игорь никак не мог есть этих самых уток, которых видел живыми, потом окровавленными, трепыхающимися в предсмертной агонии… Как давно это было! Даже не верится, что было в действительности.