Питер поставил блокнотик перед маленьким констеблем (высоты они оказались примерно одинаковой), и тот критически оглядел схему.
— Пдимус, Пдимус… Какой у тебя однако почедк кдасивый. Ладно, идем к утюгу, быть может, он знает.
Напарники двинулись к выходу, и вдруг Питер заметил пятнышко на косяке двери, как раз на уровне глаз. Одно движение — и на свет явилось маленькое перо.
— До-о-о-о-обдый!!! — запрыгал на месте пряничный человечек. — Добдый, так его и дастак, кдышкой об ведстак, день!!! Вот он и попался, негодяй! Так и знал: пингвин в чем-то замешан. С самого начала не доведял — и тут нате, улика! Будем адестовывать Шмигеля-Пигеля.
Мистер Шнапс толкнул было входную дверь, но, услышав «Рррр» снаружи, плавно развернулся вокруг своей оси и засеменил в спальню.
— Пожалуй, вылезем чедез окно.
Глава 3,
в которой выявляются обстоятельства философского характера
Питер уже, казалось, и пообвыкся со странностями Чудного городка, но тут на улице Трех Некоронованных Королей напарникам встретился кактус Колючка. Так вот: каждый прохожий неизменно поздравлял растеньице… с Днем Нерождения.
— Он забыл, когда появился на свет, и тепедь все дни отмечает как День Недождения, чтобы точно не пдопустить, — объяснил мистер Шнапс.
Тут к имениннику подоспел пикантный соус Камберленд — с тоненькими усиками-ниточками цедры и бокалом красного вина, которые явно говорили о хоть и безмерно далеком, но Гаврском происхождении. Француз шел под ручку с запеченным до золотистой корочки Ростбифом, а за тем, как собачка, следовал Йоркширский пудинг (который из кляра и капельки горячего мясного жирка).
— Поздравляем!
— По…
— … здрав… — вразнобой забубнили они. Кактус прижал лапки к груди и весь мурчал от внимания.
— Позддавляю! — встрял пряничный человечек, а Питер нарисовал в подарок торт.
— Ой! Ой, ой, ой! Мне? — иголки Колючки от удовольствия закрутились спиралью. — Спасиииибо.
После этого кактус захотел пойти с напарниками и всю дорогу прыгал и скакал от радости (и, конечно, попутно принимал поздравления).
Пингвин Корнелиус Шмигель-Пигель был владельцем старого дома с табличкой «Магазинчик разрушенных надежд». Не настолько чудного и загадочного, как следовало из названия, но все равно крайне странного.
Внутри оказалось темно и синевато; на десятки метров вверх и вбок от входа шли шкафы со снежными шарами (на самом деле, стеклянные, чего упорно никто не замечает) — они излучали слабое сияние и позвенькивали. От конторки с кассой тянулась длиннющая очередь: тут вам и Крампет — круглый, улыбающийся и весь из пористого, смазанного маслом и пышущего жаром (будто едва-едва из печки) теста; и пузатый Корнуэльский пирог с пастернаком, картофелем и брюквой. Были яйца Бенедикт — чинные и торжественные: верхом на обжаренных до хруста тостиках, с веерами тончайшей ветчины и шляпочками из трюфелей. И как всегда лип к благородному сообществу Голландский соус (истинный француз, как и знакомый нам уже Камберленд, но умело свое происхождение скрывающий).