И что-то странное произошло с ним в тот же миг. Как только он ступил под свет софитов, и все взгляды в зале обратились к нему, одиноко стоявшему на сцене, Себастиан перестал бояться. Он почувствовал невероятную уверенность и легкость, а текст давался с такой простотой, будто это были его собственные слова. Каждое движение, каждый жест, каждая фраза заставляла зрителей поверить, что перед ними — неунывающий оптимист Гарри Лонгвуд, сердце которого принадлежит песням, мечтам и любви. И если критики сочтут это недостаточно правдоподобным, а Себастиан был уверен, в зале нашелся бы хотя бы один, то значит они совершенно не разбираются в людях и том, как они порой безумно ведут себя.
— Черт, я просто поверить не могу, — каждый раз восклицал он шепотом, выбегая со сцены и широко улыбаясь, даже если его герой рыдал несколько секунд назад. — Это потрясающе, просто невероятно, — говорил Себастиан и тут же снова убегал на сцену для очередного драматического акта.
Несмотря на общую печальную картину, закончилось все в стиле чудесных любовных романов, когда двое убегают, вопреки воле родителей. И вот, последние строчки спеты, последние слова сказаны, и Себастиан вместе с Китти, держась за руки, вышли к краю сцены на финальный поклон. Широкая улыбка не сходила с лица Себастиана до самого конца и даже тогда, когда он неожиданно заметил в зале странно знакомое лицо. Отогнав подозрительные мысли, Себастиан еще раз поклонился и вместе со всеми покинул сцену.
— Если еще остались кто-то, сомневающиеся в моем таланте, то я вынужден вас разочаровать, — с ухмылкой пропел Себастиан, когда юноши вошли в свою гримерную. Поймав скептический взгляд Найджела, Себастиан расхохотался. — Фиск, ты можешь выйти прямо сейчас? Потому что твоя кислая мина плохо влияет на мои актерские способности.
— Мы поговорим с тобой после статьи в завтрашней газете, — Найджел фыркнул и принялся переодеваться, видимо, решив, что не стоит тратить время на этого раздувшегося павлина.
— Хотя я и ненавижу тебя, но ты и правда был хорош, — вдруг сказал Курт, снова застав Себастиана врасплох. — И я действительно не жалею, что привел тебя в театр. Считай это небольшим перемирием, ведь если ты останешься с нами, Бродвей откроет свои двери нараспашку, — он протянул руку, слегка улыбаясь, и Себастиан неуверенно пожал ее, все еще ища подвоха в словах Курта.
Он уже закончил с переодеванием, когда Блейн пулей ворвался в гримерную. Он принес с собой целый букет роз, а от самого него пахло приятной морозной свежестью, которая коснулась Себастиана, как только Блейн поцеловал его в губы.