Был теплый летний вечер. Мы с Сашей шли по городу. Возле домов или просто на улице под деревьями бойцы прощались с семьями. Голосили женщины, вслед за ними ревели ничего не понимающие дети. А рабочие не знали, как успокоить их, и в волнении перекидывали винтовки с одного плеча на другое... Доносились обрывки разговоров:
- Маманя, ну ты не плачь... Все будет хорошо - разобьем белых и скоро вернемся...
- А мы-то как?
- Да не тронут они вас, не звери же...
- Звери! - это сказала Саша. - Ты слышал про Петю Калмыкова? (Мы как-то неожиданно и совершенно легко перешли на ты.)
- Это его сын?
- Нет, племянник. Пятнадцать лет... Они его захватили, хотели узнать о наших, издевались, пытали, а потом повесили. Когда его хоронили... Саша несколько мгновений шла молча, сдерживая слезы. - Ты знаешь, ему выкололи глаза, отрезали язык, а на теле было сто штыковых ран... Звери... Пойдем я покажу тебе могилу, это здесь, в саду...
На свежем холмике лежали чуть увядшие цветы.
- После нашей победы, - очень тихо говорила Саша, - мы должны жить необыкновенно чистой и справедливой жизнью, иначе зачем все эти жертвы!
- Наверное, так и будет...
В это время над Богоявленском прокатился протяжный гул: сторож бил колотушкой по чугунной доске, снова собирая людей на митинг. Когда мы вернулись, на бочке стоял Калмыков и громким голосом кричал:
- Кто за то, чтобы идти с Блюхером и Кашириным?
И сам первый поднял руку. Вслед за ним тянули вверх ладони и те, кто уходил, и те, кто оставался.
- Кто за то, чтобы семьи остались здесь?
И снова первый поднял руку. И снова вслед за ним, но уже не так уверенно, тянулись вверх руки.
Калмыков оглядел земляков, медленно низко поклонился и спрыгнул с бочки.
С нами уходили только женщины-большевички - им оставаться нельзя.
Сегодня с утра готовились к выступлению. В отряд записалось много добровольцев. Командиром богоявленцев выбран Калмыков.
Завтра выступаем...
(Без даты)
16 августа мы вышли из Богоявленска. Бойцов пришли провожать семьи. Женщины и дети плакали. Одного пожилого рабочего хватали за полы пятеро ребятишек: "Папа, папа, не уходи..."
Белым не терпелось занять Богоявленск, сотня казаков влетела на окраину города и помчалась к штабу, началась беспорядочная стрельба. Калмыков и его брат Федор с отрядами бросились в обход белых. Женщины и дети влезли на крыши и оттуда подсказывали, где враги. Атаку отбили.
Мы двинулись к Архангельскому меднолитейному заводу, семьи провожали нас верст десять. 17 августа к нам присоединился Архангельский отряд, командир - латыш Данберг. Скоро нас догнали бежавшие из Богоявленска. Сразу после нашего ухода белые заняли город. Саша оказалась права, а директор завода Пунг, меньшевик, оказался сволочью. Он обещал не трогать семьи бойцов. Многих отправили в Стерлитамак, в тюрьму, а нескольких рабочих сразу же расстреляли в школе. Под звук духового оркестра. Рассказывают, что специально для расправ из Стерлитамака приехали офицеры контрразведки - Шнейдерман, Пылаев и мой знакомец Юсов. Ну, с ним я еще встречусь.