— Несчастный кретин,— презрительно произнес я. Нелегко было выдавить слова из пересохшего рта через распухшие губы. Тем более сложно придать им подобающий скорбный оттенок, но мне и это удалось.— Она мне не жена. Ее зовут Мари Хоупман, и мы впервые встретились ровно шесть дней назад.
— Не ваша жена, да? Его это, похоже, не слишком удивило.— Товарищ по работе, надо полагать?
— Вы полагаете абсолютно правильно. Мисс Хоупман прекрасно понимает, чем рискует. Она уже много лет работает профессиональным агентом. Не пытайтесь шантажировать меня с помощью Мари Хоупмап. Если она об этом узнает, то проело рассмеется вам в лицо.
— Верно, верно. Агент, говорите. Британское правительство можно поздравить. Уровень миловидности агентов-женщин до сих пор был катастрофически низким, и мисс Хоупман существенно помогает восстановить равновесие. Поразительно милая девушка, по-моему, даже весьма очаровательная, он вдруг запнулся. Раз она вам не жена, вы ничего не будете иметь против, сели мы заберем ее с собой вместе с другими дамами?
Он пристально смотрел на меня, ожидая реакции. Я все понял без лишних слов, но реакции он так и не дождался. В правой руке у него был пистолет, автомат охранника нацелен мне в живот. Что толку от единственно возможной реакции в таких условиях? Вместо этого я сказал:
— Заберете с собой? Куда, позвольте спросить, Леклерк? В Азию?
— По-моему, это очевидно.
— А ракета? Послужит прототипом для нескольких сотен подобных?
— Совершенно верно.— Видно было, что его распирает желание говорить. Людям свойственно делиться с другими своими навязчивыми идеями.— Как и большинство азиатских стран, нация, принявшая меня в свою семью, обладает большей склонностью к утонченной имитации, если можно так сказать, чем способностью к оригинальным изобретениям. Через шесть месяцев мы размножим их в большом количестве. Ракеты, Бентолл, козырные карты в современной мировой политике. Мы нуждаемся в жизненном пространстве для своих «бесчисленных миллионов», как предпочитают именовать наше население газетчики. Австралийская пустыня может расцвести, словно роза. Нам бы хотелось прийти туда мирно, если получится.
Я оцепенел. Он, видимо, совершенно рехнулся.
— Жизненное пространство? Австралия? Боже, вы просто спятили. Австралия! Да по военному потенциалу вам в жизни не догнать Россию или Америку.
— Что вы этим хотите сказать?
— Неужели вы полагаете, что эти страны будут спокойно смотреть, как вы безумствуете в южном полушарии? Вы действительно сумасшедший.
— Они не будут безучастны,— спокойно ответил Леклерк.— Я совершенно согласен с вами. Но мы сможем уладить дела с Россией и Америкой. Этим займется «Темный крестоносец». Как вам хорошо известно, его основным преимуществом является исключительная мобильность и способность обходиться без стационарных пусковых площадок. Мы снарядим дюжину судов — естественно, не наших собственных, упаси Господь, а под самыми разнообразными флагами, от Панамы до Либерии или Гондураса — двумя, тремя ракетами каждое. Трех дюжин ракет будет достаточно, даже больше чем достаточно. Отправим корабли в Балтийское море и к полуострову Камчатка, по соседству с Россией, и кроме этого — к берегам Аляски и восточному побережью Соединенных Штатов. Стоящие у русских берегов корабли нацелят свои ракеты на станции наземного базирования межконтинентальных баллистических ракет в Америке, а те суда, что расположатся у берегов Америки, соответственно, возьмут на мушку ракетные установки в СССР. Потом они выпустят свои ракеты, более или менее одновременно. Град водородных бомб обрушится на Америку и Россию. Локационные радарные станции, сканнеры инфракрасного излучения дальнего действия, фотографии следов отработанных газов баллистических ракет, полученные со спутников,— все однозначно засвидетельствуют: ракеты с водородными бомбами летят из России и Америки. Последние сомнения отпадут, когда Москва и Вашингтон получат по радио — очевидно, что друг от друга,— предложения о немедленной капитуляции. Две сверхдержавы примутся уничтожать друг друга. Через двадцать четыре часа после этого ничто уже не сможет помешать нам делать в мире все, что заблагорассудится. Вы считаете, что я нелогично рассуждаю?