Нет, те, кто говорит, что в 40-е все жили плохо или очень плохо, ни фига не видели. Около 11 часов утра рабочего дня (хотя, может, и тут 2 января выходной, не знаю) народу в магазине было валом. Кто-то что-то смотрел, кто-то платил, кто-то сдавал вещь в продажу – жизнь била ключом. Справа за стойкой неторопливо суетился невысокий горбоносый человек. И продавцы, и посетители обращались к нему с пиететом, значит, товарищ был серьёзный. К нему я и подошёл.
– Извините, вы не могли бы мне подсказать…
– Слушаю вас, молодой человек, – работник прилавка просканировал меня не хуже опера из УГРО.
– Вы не скажете, старинными монетами тоже вы занимаетесь или это специальные магазины?
– Ну, смотря какими монетами. Может, и заинтересуемся…
– Она, по-моему, серебряная. С одной стороны – «10 злотых». А с другой – портрет, написано Александр I, год 1827.
А глазки-то загорелись у работника советской торговли, кажется, всё будет как надо.
– А простите, монета у вас собой? – спросил продавец, стараясь выглядеть равнодушным.
– Нет. Я в Москве проездом. Да и начал неудачно, вещи у меня увели на вокзале. Что осталось, храню у знакомых.
– Знаете что, молодой человек. Сейчас людей много, уделить вам достаточно времени я не могу. Приходите часиков в пять, вечером. Приносите монету, я осмотрю и решим, что можно за неё получить.
Мне это было на руку, тем более время шло к полудню, и надо было сходить на вокзал. Где я и был в 12.15. Пробыл минут 10, не больше. Сказал Сидору Григорьевичу, где и как устроился, поделился ощущениями от столицы и узнал, что по моему делу пока ничего. Хотя пару человек взяли и сейчас обрабатывают. Так что живите, гуляйте и будьте бдительны. Вот так. И я пошёл в гостиницу обедать и греться. Обед, хоть и не блистал разнообразием, был сытным. А несколько стаканов чая прогнали холод из костей, где он собрался было обосноваться надолго.
Около четырёх, закончив необходимые приготовления, я отправился к антиквару. На улицах было уже темно, горели фонари. Холод почти полностью разогнал прохожих. Когда я был метрах в 50 от входа, из легковушки, стоявшей перед магазином, вылезли двое. Один в длинном кожаном пальто и военной фуражке, правую руку держал в кармане, а в левой сжимал пару перчаток. Второй был невысокий, кряжистый, одетый в зимнее полупальто и странную кепку с меховыми ушами. У этого в карманах были обе руки. Ещё один остался сидеть в машине.
Первые двое поднялись по ступеням и вошли в магазин. Через минуту я зашёл следом. Человек в кожаном пальто оказался обладателем холёного лица и холодных серых глаз. Эдакий барин. Зато лицо второго будто вырубили из суковатого чурбака тупым топором. Когда я вошёл, «барин» стоял возле кассы, а «чурбак» почти посередине торгового зала. Кроме кассирши, в магазине был только «мой» продавец, к нему я и пошёл. Спокойствие последних суток сыграло злую шутку: я расслабился. Зато эта парочка даже и не напрягалась. Я был за спиной у «чурбака», когда у него в руках оказались два «нагана», а «барин» сказал тихо и жестко: