Два оркестра, один под управлением самого Штрауса, а другой — его помощника, наполняли залы своими звуками. Толпа двигалась, колебалась как в калейдоскопе, и это было чудесное смешение золота, атласа, бархата и кружев.
Бриллианты сверкали на головах и на груди у дам, щеки их пылали румянцем, глаза горели, и плечи их декольте белели лучше, чем мягкий снег под первыми лучами апрельского солнца.
Забытый всеми, паяц взял свое полотно и удалился в амбразуру окна. Отсюда он не спускал глаз с одной пары, танцевавшей недалеко от него.
Это были Мадлена и какой-то дож в золотом костюме. Дожем этим был сам маркиз Кламеран. Он сиял, помолодел, и глаза его светились торжеством. Между фигурами кадрили он низко склонялся к своей даме и с обожанием ей что-то говорил. Она слушала его, казалось, без удовольствия, но и без неприятного чувства, то покачивая головой, а то посмеиваясь.
— Несомненно, этот негодяй ухаживает за Мадленой, — пробормотал паяц. — Значит, хорошо, что я здесь. Но с другой стороны, странно, что Мадлена позволяет ему ухаживать за собой и говорить ей любезности. Хорошо, что здесь нет Проспера…
В это время к паяцу подошел какой-то пожилой господин в венецианском костюме.
— Помните же, господин… Вердюре, — обратился он к нему полушутя, полусерьезно. — Вы мне обещали!
Паяц почтительно и низко поклонился, но без малейшей тени самоуничижения.
— Я помню! — отвечал он.
— Будьте благоразумны.
— Граф может быть вполне покоен. Я дал ему слово.
— Отлично, я знаю ему цену.
Граф ушел, но в это время кончилась кадриль, и паяц потерял из виду Кламерана и Мадлену.
«Должно быть, они около госпожи Фовель», — подумал он.
И он отправился на поиски.
Изнемогая от жары, которая уже давала себя чувствовать, госпожа Фовель пошла прохладиться в большую галерею, которая благодаря талисману, именуемому деньгами, была обращена теперь в тропический сад, полный апельсинных деревьев, лавров, цветущих роз и белых лилий, протягивавших к публике свои цветы.
Госпожу Фовель паяц нашел именно здесь. Она сидела около группы деревьев, недалеко от двери, ведущей в игорную комнату. Слева от нее сидела Мадлена, справа — Лагор в костюме фаворита Генриха III. Мадлена была печальна. Сорвав камелию с ближайшего дерева, она нюхала ее машинально, безучастно глядя вдаль. Рауль и госпожа Фовель, склонившись друг к дружке, о чем-то перешептывались. В игорной комнате показался Кламеран и встал так, чтобы его не было видно и чтобы ему лучше было наблюдать за госпожой Фовель и Мадленой.
«Что, если бы я находился сейчас за этими камелиями, — подумал паяц, — я услыхал бы все, о чем они говорят».