– Дадо, не умирай! – подползла к нему цыганка и положила ухо на грудь. Послушав, выдохнула: – Жив он. Силы много потратил. Воды бы…
Воды… Я с трудом, но поднялся и, перешагивая через раненых и убитых собак, побрел к гнедому.
На Гневко было страшно смотреть – весь в крови, в пене, но на своих ногах. Вот только на правую заднюю ногу не опирается – держит на весу. Ран на теле не видно из-за прилипшей грязи и шерсти, да и смысла сейчас нет их осмотреть. (Как и мои собственные!) Снимая с седла драгоценную баклагу с водой, едва удержался, чтобы не вылить ее на гнедого, но на коня бы все равно не хватило. Надо привести в чувство цыгана и идти дальше, чтобы отыскать местечко, где будем зализывать раны.
Чтобы привести Зарко в чувство, пришлось вылить на него половину имевшейся воды. Я смотрел, как Папуша тратит драгоценную влагу, и мысленно вздыхал – гнедого бы напоить.
Но, слава богу, старый цыган пришел в себя.
– Ну, вроде бы ожил, – облегченно сказала цыганка, возвращая мне флягу.
– Сама попей, – отвел я протянутую посудину.
Когда девушка напилась, я взял баклагу, побулькал, отметив, что осталось не больше четверти, снял с себя шлем и – прости, дружище, пропотело все! – вылил туда воду.
Гнедому было не очень удобно, да и воды мало – ему бы ведро, – но все лучше, чем ничего. На себя уже не хватило.
Зарко опирался на плечо внучки, но стоять мог. Грязные, оборванные и окровавленные, цыгане выглядели очень живописно. Думается, что и я был не лучше.
– Перевязать надо, – кивнула Папуша на мою ногу.
– Потом, – отмахнулся я.
– Дай хотя бы перетяну, – наклонилась цыганка, перехватывая ногу чуть выше раны.
– Кота жалко, – вздохнул я, выискивая глазами трупик Шоршика. Котик вряд ли уцелел в этой бойне…
– А чего его жалеть? – фыркнула Папуша. – Вон сидит.
– Вот ведь живучий! – обрадовался я, посмотрев на невозмутимого кота, пытавшегося слизать с шерсти собачью кровь. – Ну, пошли, что ли, – усмехнулся я и, опираясь на меч, как на палку, повел свое воинство к лесу.
Идти было мили две, но мы ковыляли добрых два часа. Впереди хромал я, за мной тащились цыган с цыганкой, а следом ковылял жеребец, прихрамывающий, как и его хозяин. Только кот шел твердо, гордо подняв хвост.
По дороге мы наткнулись на труп мерина, на который уже уселись вороны. Значит, зря убегал. А вот кобылки не видно. Может, сумела удрать?
Увидев людей, птицы разлетелись, но недалеко. Рассевшись на земле, недовольно закаркали, требуя, чтобы мы побыстрее убрались. Папуша сняла с мертвого коня сумки, котелок и искательно посмотрела на меня: