– Э, баро, плохой ты едок, – усмехнулся Зарко. – Бери пример с меня – я впрок ем.
Я лишь улыбнулся. Кажется, все входит на круги своя – вместо рассудительного и мудрого потомка сказочных эльфов я снова вижу балагура и пустобреха, каким Зарко бывает, если нет опасности. Теперь бы, для полноты картины, Томасу следовало вспомнить о бедах, которые давным-давно принес ему конокрад. И верно, как только насытились, конюх начал задавать вопросы:
– А мерин ваш куда делся?
– Э, где тот мерин! – благодушно отмахнулся цыган. – Оставили мы его, он и помер.
– Жалко, – вздохнул Томас. – Хороший был мерин, смирный. Ну, гнедая твоя воз вытянет.
– Как гнедая? – встрепенулся цыган. – Я думал, ты нам своего мерина одолжишь.
– Еще чего! – фыркнул Томас. – Кто это в здравом уме цыгану коня доверит?
– Старый, нельзя кобылу в кибитку впрягать, – заволновался Зарко. – Что с твоим мерином станет, убудет, что ли?
– Это почему кобылу нельзя впрягать? – вздернул подбородок старый конюх. – Добро, если бы она жеребилась скоро, а то ведь не раньше, чем через год!
– Э, да что с тобой говорить, – расстроился цыган. Повернувшись ко мне, искательно заглянул в глаза: – Господин Артаке, хоть вы скажите.
Я тоже не понимал, почему гнедую кобылу нельзя запрячь в кибитку. Подозревал, что цыгану ее просто-напросто жаль. Представив, как кто-нибудь предложит запрячь Гневко, скривился – я такого сам запрягу и поеду!
– Ну, пойдем, Томас, поговорим, – кивнул я в сторону овражка и пошел вперед.
Спускаясь, слегка обернулся – не нужна ли помощь старику, но тот ловко управлялся с костылем.
– Господин Артаке, правду я говорю – не надо Кургузого цыгану давать, угонит, – начал Томас, но я его перебил:
– Давать или не давать, я сам решу. Ты мне другое скажи. И все скажи, без утайки.
Томас опустил голову, но не стал упираться или увиливать, как это сделал бы Зарко на его месте.
– Поклялся я, – глухо сказал старик. – Фрау Йорген поклялся, на святом кресте, что ни одна живая душа о том не узнает.
– Клятва… – хмыкнул я. – Клятва – это серьезно.
– А вы бы нарушили, если бы умирающей клятву дали?
– Ладно, не требую я от тебя, чтобы ты клятву нарушил. Я буду говорить, а ты кивай, хорошо?
– Хорошо, – закашлялся старик.
– Александр убил своего отца, так?
– Так, – нехотя кивнул старик.
– Вот видишь, я уже и сам обо всем догадался, – невесело улыбнулся я. – Я даже знаю, почему Александр сошел с ума и убил отца. Только куда купцы тело дели? Закопали?
– В болоте утопили, – сказал старик, а дальше его словно прорвало: – Купцы так сказали – после полуночи Йорген-младший пропал. Вначале думали – до ветру пошел, но почему-то одежду бросил. Господин Йохан искать пошел, тоже пропал. Под самое утро Александр пришел, говорит – я, мол, отца своего убил, потому что он меня не хотел в войско отпускать. Его связать хотели, но он не дался, в лес убежал. Купцы искать пошли, а и искать-то особо не надо – у самой полянки оба. На дереве Александр висит – удавился, под деревом крысы рыцаря доедают. Купцы рыцаря в мешок положили, а тело сына с дерева сняли, но с собой не взяли. Отцеубийца, да еще и самоубийца! Копать могилу не стали, в болото бросили. Одежду с собой привезли. Я первым этих купцов встретил, поговорил. Велел Курдуле фрейлейн куда-нибудь увести. Потом вместе с ними к фрау Йорген ходил. Фрау все выслушала и велела молчать. Клятву с меня взяла. Главное, чтобы фрейлейн не знала.