Энергичный жест “пистолетом” помог лучше всяких слов: четверо из складских сорвались на бег. Чёрт. А если бы метатель висел у меня на боку, как обычно, а не был передвинут за спину, конфликт вряд ли бы случился: эти гамадрилы из королевств, толком не ставшие Рубежниками, мне бы сходу кинулись сапоги целовать, как только офицер ушёл. Кстати, далеко уйти он точно успеть не мог, а взрыв наверняка вся застава слышала.
Твою мать… приехал на практику.
5.
— ...Произошло случайное срабатывание механизма спуска оружия во время его демонстрации, – уже, наверное, в пятый или шестой раз повторил я.
— Не лей мне <результат пищеварения> в уши, ты… – Басс запнулся, и Фомоза вполголоса подсказал:
— Стажер Арн, товарищ капитан.
– ...ты, стаж-жер!
– Десяток захотел ознакомится с редким образцом вооружения, и я пошел навстречу желанию сослуживцев, – и снова слово в слово спокойно повторил уже сказанное я. “Сослуживцы”, стоящие рядом по стойке смирно никак кроме мимики выразить свое согласие не могли, но ей-то старались вовсю. Зависнуть в петле или получить самоубийственное задание им отчаянно не хотелось, кроме того я пообещал, что если со мной что-то случится — сдохнут они так и так. Мучительно и страшно. И ни капли не соврал: с отключенной поджелудочной железой, более не способной вырабатывать ни пищеварительные ферменты, ни жизненно-важный для управления сахаром в крови инсулин жить долго и счастливо ну никак не выйдет.
— Вы, <печально скорбные разумом индивиды>, лучше себе бы в тупые тыквы отстрелили! А если бы опалубка занялась?! <Нехорошие нелюди с противоестественными сексуальными пристрастиями>!!!
Разнос бушевал уже полчаса, но совершенно бестолку: все подробности офицеры выяснили за первые пять минут, после чего лейтенант, от разноса самоустранился, изображая памятник самому себе и подавая редкие односложные реплики. Я как заведённый отвечал на все претензии одним и теми же фразами, а тринадцатый десяток… у этих чем дальше, тем больше на лицах проступало выражение “ПРОНЕСЛО!!!” Что ж, у наёмников был большой опыт службы разным нанимателям, и они, как и я, знали: орёт – значит, сделать больше ничего не может.
Придраться офицерам действительно было не к чему: лейтенант и капитан подарили нам аж целых семь минут, за которые я привёл всех пострадавших в порядок — ну а с обмундированием тринадцатые и сами справились. Разумеется, на звук разрыва по стене по галерее на стене секунд через тридцать прибежала тройка дозорных, но и они ничего такого не могли бы рассказать: один их сослуживец быстро оказывает помощь другим сослуживцам. Собственно, дозорных интересовало только, был ли прорыв твари или тварей за стену, как только они поняли, что причина была внутренней -- сразу же вернулись на свой пост. В итоге единственным следом инцидента осталась круглая дырка в районе плеча на моей бронекуртке – но в силу особенности пошедшей на внешний слой кожи она после извлечения стелы казалась практически незаметной. Пункта на счет неосторожного обращения с оружием, не повлекшего за собой человеческих жертв, в Уставе Войска не было (вполне объяснимое упущение), ну а опасливые взгляды десятка в мою сторону, которые Фомоза явно заметил, к делу было не пришить.