Заснеженные деревья создают предчувствие Рождества.
Неспособные ощущать странность своего существования, привыкшие к самим себе, мы ждем Нового Года с ничем не обоснованной, но от этого не менее приятной надеждой.
Сочувствую тем, у кого надежды нет.
Мне кажется, что в тех местах, где на Рождество нет снега, праздник не может быть таким же радостным, как у нас.
Я знаю, что это не так, но Правда и Неправда мирно сосуществуют в моей душе, которая образовалась, в частности, играя в снежки.
Там, в душе, у Правды и Неправды — другие и совершенно равноправные — ни одно из них не обидно — имена.
Это не другие слова, имена тут надсловесны, они — из Метаязыка.
Потому что если те, кому предстоит его освоить — не сверхлюди, а мы, тогда в нас должны быть его зачатки, мы уже имеем с ними дело, их можно найти.
— Например, искусство! — пробиваю я словом, если говорить красиво, утренний туман.
— И вообще, всё, что позволяет нам почувствовать себя вместе: пусть косноязычие, но отнюдь, отнюдь не немота!
Мне показалось, что я гребу веслом по поверхности:
— Язык слов, язык искусства, а вот еще Метаязык — что нового в этом слове?
— Новое средство общения! — нашелся я, будто объяснил.
Много бумажных цветов и красных флагов. Школа собралась на майскую демонстрацию. Пока мы не двинулись, а только стоим веселой, хулиганящей колонной. Веселясь со всеми, я не забываю испытывать неразделенность чувства к особи, чей затылок время от времени разглядываю.
Прозвучала команда «шагом марш», и духовой оркестр грянул, Строим людям счастье, счастье на века. Это совершенно неважно, что трубач фальшивит, зато барабан, барабан — и движение в ногу…
— Мы! Все вместе!
Я подумал, что по мере того, как наши знания и численность растут, косноязычие общения становится все более опасным.
Кто может поручиться, что спокойное время — это не просто антракт, пока в инфернальных недрах копится энергия для нового коллективного экстаза? Современная нам ирония не гарантирует иммунитета. Да и где оно, это спокойное время? Всегда где-нибудь льется кровь.
— Надо спешить, — беспокоится моя сущность, — от внушающего ужас единства толпы — к настоящему единству!