Гипотеза состояла в том, что самопонимание каждого из нас ограничено неким пределом — «Стеной».
Этот предел обусловлен словесностью мышления, ограничивающей обмен информацией как между людьми, так и (кто знает, что важнее?) между медленным сознательным и несравнимо более быстрым и мощным подсознательным и надсловесным мышлением. Этот предел не позволяет продвинуться дальше простой — трехмерной — умозрительности.
Я пишу «диктант». Тем самым я всего лишь констатирую простой, доступный каждому и ежемоментно факт: правильные или неправильные, мысли осознаются готовыми. Процесс мышления происходит вне сознания, и управлять им сознательно мы можем не более эффективно, чем командовать работой сердца или желудка.
Иногда в нас возникает особое чувство, которое мы называем «вдохновением». В эти моменты мы с особой ясностью сознаем, что наш ум умнее сознательных нас и способен оперировать образами и понятиями надсловесной сложности. Я предложил обозначить язык надсловесного мышления Метаязыком.
Замечательным образом, продукты вдохновения «заразительны»: на Метаязыке мы не только думаем, но и общаемся, передавая друг другу образы и чувства.
Вспомнив коммунистическое детство, я пришел к выводу, что косноязычие человеческого общения виновно в жестокости истории. Стало очевидно, что от войн и от других несчастий надо поскорей стремиться в царство Метаязыка, где чужая боль станет твоей болью.
С этим чувством я сижу на берегу Реки Времени и смотрю на себя в Толпе, особенно остро ощущая ограниченность современного меня.
Однако боюсь называть течение в Реке прогрессом, потому что вместе с Добром прогрессирует и Зло.
Я мог бы попытаться говорить красиво — например, что Река течет к Богу, но право на такую гипотезу — или заблуждение — имеет тот, кто по-настоящему верит.
Настоящей Верой я счел бы Веру без сомнений, а я постоянно сомневаюсь.
Вот и сейчас, я верю и сомневаюсь, что Метаязык не случайно встроен в нас.
В повседневной жизни нетрудно обходиться без веры, потому что жизнь происходит в причинном мире. Причины и следствия сцеплены между собой. Даже если происходит что-то совсем, казалось бы, невероятное, достаточно дать себе труд и разобраться. Окажется, что происшедшее находится в жестких рамках причинности.
Детектор причинности — сознание. Пусть кинут в меня камень те, кто не признает сознательности в улыбающейся собаке и ее бродячих соплеменниках, верно угадывающих возможное следствие, если двуногий наклонился:
— Чтобы поднять с земли камень! — сознательно предполагают они — и убегают.