* * *
Условия, предлагаемые Казаренко, были неприемлемы. Абсолютно.
Ляшенко понял это после первых же его слов. Это было бы крахом всей его жизни. Ему говорили, что он должен отдать все, чего достиг и к чему стремился, и не получить взамен никаких гарантий. Он искоса глянул на Чивокуна. Тот, похоже, испытывал примерно такие же чувства.
Пудовые кулаки мерно постукивали по гладкой столешнице, наконец Федор Чивокун не выдержал и заорал:
— Ублюдок! Ты думаешь, что можешь диктовать нам условия?! Чем ты лучше нас? Я костьми лягу, но ты будешь парашу нюхать, даже если это станет последним, что мне удастся сделать! Я всех вас, козлов, зарою!
К просмотру футбольного матча Никанорыч подготовился основательно. На столе в большой плоской тарелке красовались разрезанные на четыре части огурчики и помидорчики вперемешку с дольками лука и несколькими зубчиками чеснока. На другой тарелке лежали толстенькие пластинки красивого домашней засолки сала с розовыми мясными прослойками. Черный хлеб был порезан так, как любил Никанорыч, солидными ломтями. Венчала натюрморт откупоренная запотевшая бутылка «буряковки» и небольшой, в четверть стандартного, граненый стаканчик. Потому как не пьянства ради, а поддержки любимой команды для.
Никанорыч придирчиво оглядел картину предстоящего спортивного праздника.
— Икебана. Как есть икебана… — Он довольно потер руки и вдруг спохватился — Едри твою через колено! А соль-то, соль?!
Водрузив на стол солонку, наконец уселся. Несколько секунд подумал, налил стаканчик, лихо опрокинул, закусил на скорую руку зубчиком чеснока с салом и стал смотреть рекламу женских прокладок, пива и мыла для интимных мест. Когда появилась долгожданная заставка футбольного матча «Шахтер» — «Динамо-Москва», Никанорыч заерзал на стуле, не выдержал томительного ожидания и опрокинул еще стаканчик, кося глазом в экран.
Наконец заставка исчезла, камера показала переполненные трибуны стадиона, а комментатор стал перечислять фамилии выбегающих на поле игроков. Никанорыч подался вперед, слушая знакомые имена и боясь пропустить хоть одно слово.
Но счастье продолжалось недолго. Изображение вдруг потемнело и дернулось, по экрану с шипением побежали полосы. Никанорыч застонал. Видно, кто-то наверху внял его горю, и изображение опять появилось, но через несколько секунд вновь исчезло, а вместо долгожданного стадиона на экране вдруг появились осточертевшие за последнее время физиономии кандидатов в президенты, самого президента и еще какого-то смутно знакомого мордастого мужика в затемненных очках. Экран был крест-накрест разделен на четыре части, и в каждой части была своя постылая физиономия.