Конечно, не без чувства вины, куда уж без него. Жизнь жены и матери – это коктейль из усталости и чувства вины, с тонкой, изысканной ноткой любви, щепоткой нежности и с добавлением моря из самых разных поцелуев по вкусу. На ночь – когда прикасаешься губами к нежным щечкам спящих котяток, и наутро, на прощание перед дверями садика, в ручку, которую порезали, чтобы не было «бо-бо», и такие, которыми можно защекотать. Иногда поцелуи становятся страстными, такими, которые украдкой даришь мужу, но так, чтобы дети не проснулись. Московские стены тонки.
Я умело запихнула чувство вины в долгий ящик и сказала самой себе, что подумаю об этом завтра, в то утро это означало – в следующем году и в Питере. С чувством вины справиться оказалось несложно, ибо внутренний голос говорил, что мы с мужем эту поездку заслужили. И все же имелось что-то еще. Что-то неуловимое, на уровне не ощущения, а едва уловимого предчувствия. Как будто уронили солонку и рассыпали соль, а мне не сказали.
– Что с тобой? – спросил муж, когда я застыла над сумкой, которую собрала для нас еще накануне. – Ты плохо себя чувствуешь? Может быть, никуда не поедем? Какая у тебя температура? Нормальная, точно?
– Ты хочешь остаться? – испугалась я. Но какая-то часть меня твердила, что остаться – это правильно. Куда нас несет, как говорит мой папа.
– Мне просто показалось… – И супруг помотал головой. Его предчувствия не беспокоят, он не такой человек. Он привык жить по приборам. Барометры, термометры, тахометры и прочие «метры». Он, даже когда смотрит в окно, параллельно сверяется с прогнозом погоды на своем планшете, и если данные прибора и реальности не совпадают, он предпочтет следовать указаниям приборов. Поди расскажи ему про интуицию.
Впрочем, внутренний голос замолчал, стоило нам только отчалить от квартиры родителей. Три дома, если смотреть на них сверху, образуют знак «Мерседеса», но мы, дети, звали их Пентагоном, хотя это и ошибка, ибо Пентагон – совсем другая фигура. Эти дома – последние по Ленинградскому шоссе, и Москва за ними заканчивается. Мы покинули город меньше чем за пять минут. Никаких пробок, никаких конкурентов. Только мы, наш «Москвич» и сугробы по краям дороги. Не так уж много людей решилось бы на путешествие тридцать первого декабря, да еще в тридцатиградусный мороз. Та зима выдалась холодной, и в машине было так уютно сидеть и щелкать кнопками, меняя радиостанции. Это оказалось именно то, чего мне так не хватало. Недостающий ингредиент в рутине изматывающих дней.
– Ты дорулишь до Бологого или поменяемся раньше? – спросила я, сонно рисуя что-то на запотевшем стекле. – Кстати, а Бологое вообще склоняется? Наверное, нет. Дорулишь до Бологое?