В первое время после взятия крепости Шуази сильно беспокоил русских. Две удачные вылазки, сделанные им, произвели в рядах последних большой урон, хотя нельзя было не видеть, что самые успехи ослабляли осажденных, постоянно уменьшая их и без того незначительные силы. Два раза Суворов разными военными хитростями старался вызвать осажденных из крепости и напасть на них из засады, предварительно им подготовленной, но гарнизон продолжал сидеть в крепости, защищенной природой и искусством. Тогда Суворов принужден был подвинуть к стенам крепости тяжелую артиллерию и 20 февраля приступил к правильной осаде Кракова. Два раза он водил русских на приступ, 27 и 29 февраля: оба раза дело было жаркое, огонь с обеих сторон убийственный, но Суворов не победил. У русских было 5 тысяч человек пехоты. Идя на приступ, они (какая подлость!) держали перед собой крестьян, которые должны были ставить лестницы к стенам крепости. Шуази медлил стрельбой, пока толпы осаждающих не приблизились на расстояние выстрела, и тогда только открыл огонь. Три часа русские работали под выстрелами, они упорно били в амбразуры крепостной стены, чтобы проделать значительные бреши в этих углублениях, и так расширили их, что шесть человек в ряд могли проходить свободно в эти бреши. Два орудия, направленные против них из этих самых амбразур и постоянно стрелявшие по ним, наконец, беспрерывный ружейный огонь с крепостной стены, ничто не могло остановить русских, которые продолжали двигаться к брешам. Они завладели было также и еще двумя входами и только удивительным мужеством Виомениля были выбиты обратно. Вообще, по всем отзывам, и эта защита и эта осада Кракова были замечательными подвигами последней войны в Польше.
– Если наши офицеры, – говорил на другой день после этого жаркого дела Шуази, – показали столько мужества при взятии крепости, то они показали его во сто раз более при защите.
Последний из этих приступов, как замечено выше, был 29 февраля, на Касьяна! – несчастный день для Польши и для нашей героини, в своем монастырском уединении не ведавшей, что ее разоряют какие-то страшные «москали».
Двадцать девятого февраля у Фридриха II происходил новый разговор с Фан-Свитеном о Польше. К Фан-Свитену приехал из Вены курьер с известием о согласии Австрии на злодейский раздел Польши.
– Мой (!) двор, – говорил на этой аудиенции Фан-Свитен, – по зрелом размышлении о положении дел вообще, решился отказаться от приобретения Белграда и Сербии, но для поддержания равновесия на севере желал бы также и для себя получить часть Польши и желал бы, чтобы доли были равные.