Днем он перечислял им названия разных кустарников и трав, и, если кустарники не высохли, учил детей, как их использовать для разнообразных поделок. Он показывал им всяческие фокусы с ножом. Как, метнув нож, разрубить пополам тоненькую палочку. Он был судьей в соревнованиях, определял самого меткого стрелка из рогаток, которые он сделал детям перед путешествием. Мальчишки были счастливы, они заключили пари, кто сумеет подстрелить на лету птицу. Он как бы заражал детей своей неиссякаемой энергией, и в течение первых двух дней они все отказывались ехать в тележке и шагали рядом с ним.
Где-то в другом конце колонны кто-то затянул песню. Слова долго не складывались, потом наконец песня приобрела законченный вид:
Говорят — голод вспыхнул,
Но молчат о том,
Что голод лишь для тех,
Кто не хочет есть хлеб Иисусов.
Много домов, земли и богатств,
Деньги в банке, диплом университета,
Но утолит ли все это голод в сердцах,
Если люди не едят хлеб Иисусов?
Посмотри на богатых и бедных, взгляни на детей —
Все они слоняются по дорогам.
Их гонит голод, проникший в сердца,
Потому что они забыли про хлеб Иисусов.
Слова песни о бедственном положении илморогцев, заключенный в них религиозный смысл казались насмешкой. Но голоса людей, дружно тянувших песню, затронули какие-то тайные струны в душе Абдуллы — они пробудили воспоминания о голосах прошлого.
Абдулла как бы вновь пережил те, былые походы и бегства через эту же равнину. Их вел высоченный Оле Масаи, наполовину индиец. Тогда они тоже пели, напоминая себе об обещаниях, данных ими в прошлом, когда они приносили клятву верности:
Когда Джомо, предводитель черных людей,
был арестован темной ночью,
Он оставил нам послание и поставил перед нами цель.
— Я буду держать осла за голову, — сказал он нам.
— Сможете ли вы, дети мои, заставить его не брыкаться?
— Да, да, — ответил я и достал свой меч, И все дети
этой земли крепко взялись за руки, И я дал клятву,
прикоснувшись губами к острию копья,
Что никогда не повернусь спиной к рыдающим от
горя черным людям,
Никогда не отдам эту землю рыжеволосым чужестранцам,
Никогда не продам ни пяди этой земли иноземцам.
Ему действительно пришлось переносить жажду и голод, шипы и колючки, вонзавшиеся в задубелое от ветра и солнца тело, но его вдохновляло видение, открывшееся ему в тот день, когда он принес сначала присягу единства, а потом присягу верности.
Он работал тогда на обувной фабрике, находившейся неподалеку от дома. Там то и дело вспыхивали забастовки, рабочие требовали повышения заработной платы и улучшения жилищных условий, но неизменно появлялись полицейские в касках и подавляли стачку. Не раз он спрашивал себя: как же это получается, что хозяин, никогда в жизни не поднявший тяжести, не испачкавший рук в зловонной жиже, не мучившийся от омерзительного запаха в сыромятне или в любом другом цехе фабрики, живет в большом доме, имеет машину с шофером и держит четырех человек только для стрижки газонов в саду?