оказалось бессильно.
И тем не менее его нет больше.
Его нет больше, когда под звуки горна
взмывает в небо флаг,
наш флаг, трехцветный флаг.
Прав был поэт, который пел:
Зеленый цвет — наша земля,
Черный — цвет нашего народа,
Красный — цвет нашей крови.
Сидя в полумраке комнаты, я испытал в тот миг странное чувство: вот я сижу здесь, любопытство мое распалилось, как уголья в печке, и тем не менее не нахожу в себе сил расспросить Карегу. Вопросы задавал он, буквально засыпал меня ими, не давая мне и мгновения на то, чтобы перевести дух. Когда я учился в Сириане? Я сказал когда. Действительно ли я знал Кембриджа Фродшема? Да, немного знал. Ну, тогда я, должно быть, знал Чуи, которого называли Шекспиром и Джо Луисом. Я невольно встал. Что? Чуи? Я никак не ожидал, что в душе у меня воскреснет давно умершее прошлое. И в то же время я знал, что непоправимо разочаровал Карегу и, должно быть, выгляжу в его пытливых глазах обманщиком, мошенником. Он тоже встал! Я попытался усадить его снова, но безуспешно. Так я и стоял у двери и глядел, как он уходит. Склонившееся к закату солнце отбрасывало на землю удлиненные тени кустарника и трав. Что еще хотел он узнать у меня?
И я снова изумлялся, почему все это так глубоко меня волнует. Разве я не покончил с фродшемами, чуи, сирианами, забастовками, политикой — всем скопом, да к тому же много лет назад? Время от времени случайно приходилось слышать о потрясающих успехах выпускников Сирианы, процветающей под руководством ее эксцентричного Директора, по меня не волновала слава учебного заведения, которое меня отвергло. Почему оно преследует меня повсюду? Я затосковал вдруг по тем совсем недавним временам, когда моя школа и лавочка Абдуллы составляли всю мою жизнь в Илмороге.
Я решил выпить чашечку чая, прежде чем отправиться к Абдулле на праздник. Чай отлично взбадривает, говаривал преподобный Хэлоуз Айронмангер; наверно, и рай он представлял себе таким местом, где много чая и колбасы. Ну вот! Опять я возвращаюсь к прошлому. Все началось с появления Ванджи, и последний месяц моей жизни прожит среди черепков воспоминаний, между этой школой-призраком, лавочкой Абдуллы и домом Ванджи.
Нет, нельзя терять связь с настоящим. Скажем, моя поездка в Руваини. Приедет ли когда-нибудь Мзиго в Илморог? Теперь мне было все равно, хотя совсем недавно я боялся, что он вдруг явится и, не найдя учеников или обнаружив, что их слитком мало и что каждый класс занимается лишь половину положенного времени, переведет меня опять в те места и к тем людям, которых я некогда оставил, таким образом лишив меня возможности приложить свои силы к строительству нации в далеком Илмороге, моем новообретенном королевстве.