Алексей Михайлович вздохнул и вздрогнул: вспомнил он, что счастье покинуло его в военных действиях вместе с удалением Никона, и вот, чтобы перебить эту думу, он обращается к своим собеседникам:
– Слышали вы, какое чудо у меня?
– Нет, не слышали, – отвечает Морозов.
– Привезли мне безрукого мальчика… так он устами иконы пишет… настоящий изограф… Вот его иконки… я его в науку отдать иконописцу Никите Павловцу… а зовут мальчика Полуэхтом Никифоровым.
– Это диво! – воскликнул Хитрово.
– Да и я впервые слышу о таком диве, – воскликнул Морозов, – к добру, это великий государь; значит, мы согрешили руками, творя иконы, и Господь Бог сподобил тебя иметь иконы, писанные устами.
– Знамение великое… знамение великое, – повторил несколько раз государь, и снова дума: – Вот кабы Никон, он разъяснил бы, что это значит.
Преследует его мысль о Никоне постоянно. Что бы он ни сделал, тотчас совесть говорит ему: а что святейший бы сказал? Недавно уговорил его грек Паисий поставить Павла в митрополиты Крутицкие, а Крутицкого Питирима в Новгородские, но сделано это без благословения патриарха, и оба поста очень важны: первый по древности кафедры, а второй, – так как он наместник патриарший. Но все говорят, что народ благословляет царя за это назначение…
В тот миг является стольник и подает пакет.
– От патриарха Никона привез архимандрит Воскресенского монастыря, – провозглашает он.
Царь уходит в свою комнату, распечатывает трепетными руками пакет и читает письмо. Бледный, со смущенным видом, он возвращается назад и, подавая Хитрово письмо, произносит задыхающимся голосом:
– На, читай… я говорил, что так будет, – он чуть-чуть не анафему шлет нам за ставленных владык…
– Да что на него глядеть-то! – успокаивает его Морозов.
– Посердится, посердится, тем и кончится, – вставляет Хитрово.
– Пущай бы сердился, – с тревогой произнес государь, – но вот, коли он бежит, вот это будет теперь не в пору нам: Малороссия отложилась, Литва отпала…
– А вот что, великий государь: дай мне повеление задержать его, где я бы его ни отыскал, и он не уйдет от меня.
– Даю… даю повеление… напиши несколько грамот… Да только гляди, чтобы волоса с его святой головы не тронуть…
– Слышу, великий государь; пока он патриарх, я обиды ему не учиню.
Грамоты написаны и сданы в руки Хитрово.
Богдан Матвеевич тотчас отправился к Родиону Стрешневу; там он застал и Алмаза Иванова. Обоих их он командировал в разные стороны с поручением следить за проездом или в Малороссию, или в Литву патриарха.
Сам он тотчас же отправился тоже по направлению к Малороссии.