Поездка в Ла Пекору проходила в полном молчании и казалась бесконечной. Анна закрыла глаза и из-за бесконечных поворотов на серпантине чувствовала, как поднимается тошнота. Она надеялась, что ее вырвет, но этого не случилось. Машина мчалась сквозь ночь по дороге с щебеночным покрытием, прыгала на выбоинах и неровностях. Анна чувствовала, что Гаральд едет слишком быстро, но ей было все равно. Вдруг ей показалось, что упасть в пропасть было бы совсем не страшно.
В Ла Пекоре она сразу же легла в постель. Едва успев раздеться, она заползла под одеяло, хотя ей сейчас ничего на свете не хотелось больше, чем выплакаться в объятьях Гаральда. Чтобы он наконец утешил ее. Но рядом никого не было.
Гаральд стоял на террасе, смотрел в темноту и проклинал весь этот несправедливый, загаженный мир.
На следующее утро Анна проснулась рано и сразу развернула бешеную деятельность. Она паковала чемоданы, готовила завтраки и совала в сумку-холодильник продукты на дорогу, пока Гаральд загружал машину. В маленькой спальне Феликса она заставила себя упаковать его вещи просто так, как делала это бессчетное количество раз, безо всяких эмоций, словно вот-вот собиралась крикнуть: «Феликс, иди сюда, оставь жабу в покое, вымой руки и еще раз пописай, мы сейчас уезжаем…» Она представляла себе, что он отправился на улицу, чтобы напоследок намочить ноги в ручье и вымазать штаны в болоте.
Сколько раз она его за это ругала, какой она была нетерпеливой, раздражительной и, конечно, несправедливой. Топтала маленькую детскую душу, потому что важнее всего для нее было, чтобы в машине сидел чистенький ребенок.
Она жалела об этом, сейчас она бесконечно жалела об этом. Она отдала бы все на свете, лишь бы иметь возможность все исправить и снова его обнять! Она была слишком глупой, чтобы понять, какое это счастье, когда вымазанный в грязи ребенок капризничает у двери, не желая расставаться со своими палками, камнями и лягушками.
А сейчас они бросали его. Их отъезд был знаком того, что они сдались. Они прекратили поиски, потому что признали, что никогда не найдут его. Его больше не существовало. Он никогда больше не будет упрашивать их соорудить ему жилище на ветвях дерева, не будет совершать ночные прогулки с Гаральдом и собирать фигурки из яиц — «Детских сюрпризов». Его место в машине, за их столом и в школе будет пустовать. Он растворился в воздухе, исчез из этого мира. Без предупреждения. И не прощаясь.
Гаральд не верил больше в его возвращение, а у Анны было такое чувство, что она предает Феликса.
Гаральд закрыл дверь и бросил ключ вместе с короткой запиской для Пино и Саманты в предусмотренный для этого цветочный горшок, стоящий рядом с лестницей. Расплатились они заранее.