— Это чертовски опасно — выходить из дому без бабок! — заорал большой. — А мы так ва-а-аще такого не любим!
— А также чертовски опасно нападать на маленьких детей, — низкий и явно злой мужской голос раздался так внезапно, что оба скинхеда вздрогнули. — Дело в том, что я сам такого не люблю!
Тот, что поменьше, сразу же вскочил и спрятал нож за спину.
Перед ними стоил Альфред с пистолетом в руке, держа обоих скинов на прицеле.
— Иди ко мне, — сказал Альфред Беньямину. — А вы, засранцы, не двигайтесь с места, а то я в момент снесу ваши идиотские головы!
Беньямин робко осмотрелся по сторонам, шмыгнул к Альфреду и встал около него.
— А сейчас пошли вон, быстро! И чтоб я вас здесь больше не видел! Считаю до трех, и чтоб вас тут не было! Раз-два-три!
И на счет «три» он выстрелил из газового пистолета прямо им в лицо. Парень с молнией громко завыл и рванул прочь, словно за ним гнался сам черт. Тот, что покрупнее, хватал ртом воздух, пытаясь открыть глаза, которые нестерпимо жгло, и сжимал кулаки.
— Закрой глаза! — приказал Альфред Беньямину и выстрелил еще раз. Большой парень заорал и свалился на землю. Он тер глаза, чтобы унять нестерпимое жжение, и с ревом катался по траве, пытаясь уменьшить боль.
— Идем, — сказал Альфред.
Он сунул пистолет в карман и бросился бежать, прихватив с собой Беньямина, который еле успел схватить анорак. Примерно метров через сто, за поворотом, Альфред остановился.
— Оденься, а то простудишься.
Беньямин лязгал зубами от холода. Он быстро, как только мог, натянул на себя куртку.
— Мой портфель… — заикаясь, сказал он.
— Мы заберем его потом, когда эти сволочи уйдут. Сначала тебе нужно в тепло, чтобы не простудиться. И еще тебе нужен горячий шоколад и много-много сливок. Ты такое любишь?
Беньямин и представить себе не мог ничего лучшего.
Альфред бежал дальше, Беньямин держался рядом с ним.
У Альфреда мысли путались в голове, а сердце билось так, что готово было выпрыгнуть из груди. Он даже не замечал, что не идет, а бежит. Он видел только маленького мальчика рядом с собой, чувствовал его близость буквально всем телом и не знал, кричать ли от радости или это начинается новый кошмар. С того, последнего раза в Ханенмооре вблизи Брауншвейга прошло три с половиной года, и за все это время он ничего такого себе не позволял. Маленького Даниэля он держал в строительном вагончике три дня на протяжении пасхальных праздников, прежде чем умертвить. Никто не вышел на его след, и преступление осталось нераскрытым. Сразу же после этого он оборвал все контакты, переселился в Берлин и начал абсолютно новую жизнь. Каждый день он работал над собой и страдал, как свинья. Он чувствовал себя, словно алкоголик, который круглосуточно сидит перед бутылкой с виски и пытается бороться с искушением. Он держался подальше от школ, детских садов и детских площадок, на лето закрылся в своей квартире, хотя полмира проводило дни и вечера в парке, а дети шалили на лужайке, пока родители жарили сосиски на гриле. Он избегал озер, где купались люди, и открытых бассейнов. При этом он почти сходил с ума.