Карстену наконец удалось привлечь внимание официантки и заказать себе бутерброд с ветчиной. Марайке зажгла сигарету.
— Беньямин, очевидно, пошел за своим убийцей добровольно. Мы не совсем понимаем почему, поскольку родители всегда предупреждали его, чтобы он никуда не ходил с чужими людьми. Он был в «Карштадте», в отделе игрушек. Это мы знаем точно. Затем, вероятно, пошел к каналу. Но как можно было утащить мальчика против его воли в дачный поселок? Это слишком далеко. А на машине в колонию заехать невозможно.
— Может быть, он был знаком с убийцей?
— Может быть.
Официантка принесла бутерброд, и Марайке растерянно смотрела, с какой скоростью Карстен его поглощал.
— Видите, — снова вернулась она к разговору, — здесь есть очень важное отличие. Даниэля усыпили хлороформом и увезли в багажнике машины. Мы нашли следы пластика у него под ногтями. Это пластик, который применяется преимущественно в японских автомобилях. Очевидно, он проснулся и пытался освободиться. Больше мы ничего не знаем.
Бутерброд исчез. Карстен, основательно вытерев пальцы салфеткой, выглядел очень довольным.
— Сорок пять процентов всех серийных убийц на втором преступлении меняют свой modus operandi[10], потому что набираются опыта и развиваются, не теряя индивидуального почерка.
— Вы уже говорите о серийном убийце? — удивилась Марайке.
— По крайней мере, не исключаю такой возможности, — ответил Швирс. — Но, пожалуйста, рассказывайте дальше!
— Затем преступник уехал с Даниэлем в Зеерсхаузен. Это чуть больше четырнадцати километров. Там есть каменоломня, в которой всегда стоит пара жилых вагончиков для рабочих. В Пасхальное воскресенье, естественно, там никого не было. И в понедельник после Пасхи тоже.
Марайке вытащила из сумки несколько фотографий и положила их на стол перед Карстеном.
— Вот это каменный карьер. А вот этот, последний вагончик, который стоит несколько в стороне, и есть тот, в котором мы нашли Даниэля. Мертвый Мальчик сидел за столом, на котором стояли две чашки для кофе, принадлежавшие рабочим, и две тарелки для завтрака. На тарелке Даниэля лежало пасхальное шоколадное яйцо, обернутое в станиолевую бумагу. Он не давал Даниэлю шоколада, когда тот был жив, это была чистой воды инсценировка. Он хотел представить нам гармоничную картину. Или же просто хотел, чтобы мы ломали себе головы, больше ничего.
— Та же картина, что и с Беньямином. — Карстен положил пять марок на стол. — Идемте, мы едем туда.